Микаэл Таривердиев родился 15 августа 1931 года в Тифлисе в армянской семье. Всю свою сознательную жизнь Микаэл провел вместе с музыкой. Учился в музыкальной школе по классу фортепиано, затем в музыкальном училище по классу композиции, а затем поступил в Ереванскую консерваторию, где проучился всего полтора года. Серьезному таланту Микаэла Таривердиева стало тесно в родной Армении, и будущий композитор отправился покорять Москву.

Микаэл Таривердиев поступил в Московский музыкально-педагогический институт имени Гнесиных на отделение композиции. Его наставником стал профессор Арам Хачатурян, который сразу разглядел молодой талант.

Вскоре композитор написал вокальный цикл, который исполнила известная камерная певица Зара Долуханова в большом зале Московской консерватории. Признание стало потихоньку подбираться к композитору. Вскоре он дебютировал в кино в фильме "Юность наших отцов".

Музыка Таривердиева имеет особый, присущий лишь ему одному, колорит. Здесь сочетание классических музыкальных канонов с армянскими интонациями и советской динамикой. Микаэл Таривердиев пытался сочетать академические средства выразительности и интересы массового зрителя. И это ему вполне удавалось, поэтому музыка Таривердиева столь любима советским и российским слушателем.

Умер Микаэл Таривердиев в возрасте шестидесяти четырех лет от сердечного приступа. Похоронен на армянском кладбище в Москве.

Личная жизнь

Личная жизнь композитора весьма интересна и драматична. В юности композитор встречался с известной артисткой Людмилой Максаковой. Однажды они ехали на автомобиле Таривердиева по ночному Петербургу и насмерть сбили пешехода. За рулем была Людмила. Но когда на место происшествия приехали сотрудники ГАИ, Микаэл Леонович взял вину на себя. Его арестовали, и он находился в заключении два года. Людмила Максакова не осталась верной своему спасителю и демонстративно уехала с друзьями прямо из зала суда. Актриса рассказывала всем, что за рулем машины был композитор. Эта непридуманная история легла в основу фильма "Вокзал для двоих".

Микаэл Леонович был трижды женат. Первая жена, Елена Васильевна Андреева, подарила композитору единственного сына Карена. Карен Таривердиев был десантником, офицером, воевал в Афганистане, был награжден орденами и медалями. После выхода в отставку работал журналистом, писал статьи об афганской войне.

Второй женой композитора была Элеонора Маклакова, профессор и художник-постановщик. С третьей женой, Верой Гориславовной, Таривердиев прожил 13 лет, и она стала хранительницей наследия композитора.

Совет 2: Таривердиев Микаэл Леонович: биография, карьера, личная жизнь

Микаэл Таривердиев в первую очередь известен, как автор музыки к кинокартинам «Ирония судьбы, или С легким паром!» и «Семнадцать мгновений весны». Фильмов, в которых звучат его композиции, насчитывается более ста. Количество написанных им песен также перевалило за сотню. Он писал музыку и для больших театральных постановок: балетов, опер и симфоний.
Всю жизнь его окружали прекрасные женщины, которые вдохновляли композитора на написание мелодий, непохожих ни на какие другие. Он не мог выбрать для себя иной сферы деятельности кроме музыки, ведь помимо таланта, который подарила ему судьба, она спрятала среди букв его фамилии мистический корень ВЕРДИ.

ПО СТРАНИЦАМ БИОГРАФИИ

Микаэл Леонович родом из Грузии. Он появился на свет в Тифлисе (позже - Тбилиси) 15 августа 1931 года. Его мама Сатеник Григорьевна была настоящей восточной женщиной – нежной и доброй, но справедливой и бескомпромиссной. Она всю себя отдавала единственному сыну, поэтому они были очень близки. Позднее композитор признавался, что мама учила его только хорошим вещам, и ее уроки он не забывал всю свою жизнь. Отец Микаэла Таривердиева – Леон Навасардович был армянином, красным командиром. Позже стал успешным финансистом, директором Государственного банка. Но, как и многие, в те времена высокие чины, попал под репрессии, оставив семью без средств к существованию.

Юный Микаэл состоял из противоречий, легко и успешно учился в школе, занимался музыкой, но при этом любил похулиганить и даже состоял в местной банде. После ареста отца, о подобных шалостях пришлось забыть. Музыкальный талант помогал зарабатывать на хлеб насущный. Он давал частные уроки игры на фортепиано.

ВВЕРХ ПО МУЗЫКАЛЬНОЙ ЛЕСТНИЦЕ

Микаэл Таривердиев учился музыке всю жизнь, постоянно менял направления и жанры. Десять лет он провел в музыкальной школе при консерватории города Тбилиси по классу фортепиано. Затем было музыкальное училище у великого мастера – Шалвы Мшелидзе. По настойчивому совету матери поступил в консерваторию в Ереване. После отправился покорять столицу, продолжил образование в музыкально-педагогический институт имени Гнесиных, попал в класс композиции Арама Хачатуряна.

Его романсы для большинства зрителей впервые прозвучали в исполнении Зары Долухановой в Большом зале Московской консерватории. Мелодии Таривердиева отличались от других, он создает новый жанр, не похожий ни на академическую музыку, ни на массовую эстрадную. Эту волну подхватывают, и другие молодые авторы того времени. Его сочинения захватывают с первых аккордов. Они такие разные, но рука автора видна в каждом из них.

Знаменитый композитор много экспериментировал, он писал в разных жанрах:

· Оперы («Кто ты», «Граф Калиостро», «Ожидание»).

· Балеты. («Девушка и смерть»).

· Концерты и симфонии для органа, фортепиано («Чернобыль»).

· Вокальное сопровождение для поэзии Андрея Вознесенского, Бэлы Ахмадулиной, Марины Цветаевой и других.

· Музыка к фильмам («Юность наших отцов, «Король-олень», «Человек идет за солнцем»

Популярность Таривердиева после «Семнадцати мгновений весны» была колоссальной, но стоила она ему очень дорого. Тяжело было находить общий язык с режиссером Татьяной Лиозновой, зато получился хороший творческий союз с Иосифом Кобзоном. Композитор и певец понимали друг друга с полу слова. Затем было гнусное обвинение в плагиате. В союз композиторов пришла фальшивая телеграмма, в которой говорилось, что он якобы украл мелодии для фильма у французского композитора Франсиса Лея. Многие друзья сразу отвернулись от Таривердиева, и он попал в опалу. Позже он найдет француза, который заявит, что не говорил таких слов и не писал этой музыки.

Его работу замечали и ценили как в нашей стране, так и за рубежом. Он становится многочисленным лауреатом популярных премий: Американской академии музыки, Японской звукозаписывающей фирмы, Российского фестиваля «Кинотавр», в общей сложности насчитывается 18 наград.

Он был главой гильдии композиторов кино Союза кинематографистов России, Международной программы «Новые имена».

Последний этап его творчества был посвящен инструментальной музыке. Микаэл Леонович сочиняет концерты для органа и скрипки, хоральные прелюдии.

МГНОВЕНИЯ ЛЮБВИ

Таривердиев – кавказец по национальности, страстный по духу очень любил женщин. Его личная жизнь была богата на бурные романы, которые нашли свое отражение в искусстве. В первый раз он решил жениться в 18 лет на племяннице своего учителя Арама Хачатуряна, но помолвка была расторгнута. Композитор посчитал девушку легкомысленной и неготовой к семейной жизни.

Его первой женой была Елена Васильевна Андреева, которая и подарила ему единственного сына Карена. Карен Таривердиев - военный, герой Афганистана, награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды, после отставки работал журналистом.

Елена Андреева была выпускницей Гнесинки, солисткой, на шесть лет старше композитора. Их встреча произошла в лифте, там он попросил ее исполнить романсы собственного сочинения. Она согласилась, а позже влюбилась в долговязового обаятельного парня с огромными глазами. А затем пришла слава, которая захлестнула композитора и разрушила семью.

В 60-е годы композитор увлекся кинодивой Людмилой Максаковой. Он был зачарован актрисой, и взял на себя ее вину, из-за чего суд приговорил его к двум годам лишения свободы. Вместе они мчались на автомобиле по Ленинградскому проспекту. Было темно. На дорогу неожиданно выпрыгнул пьяный человек, актриса, которая была за рулем не успела среагировать и сбила его. Таривердиев сказал, что за рулем был он. Следствие длилось долго, почти два года, то есть весь назначенный судом срок. Красавица-актриса почти не уделяла внимания своему спасителю, и их роман был окончен. Кстати, Людмила Максакова никогда не признавалась в своей вине. Этот эпизод Эльдар Рязанов воплотил в своей картине «Вокзал для двоих». Таривердиев был недоволен этим, и даже обиделся на режиссера.

Второй женой композитора стала художник- постановщик Элеонора Маклакова.

А последней любовью композитора была скандально-известный музыкальный обозреватель Вера Гориславовна. Они познакомились в 1983 году, и она стала его новой музой. Супруги не расставались 13 лет. И до сих пор ее профессиональная деятельность посвящена Таривердиеву. Она является президентом Благотворительного Фонда Микаэла Таривердиева, арт-директором Международного конкурса органистов имени Микаэла Таривердиева, автором книги о супруге «Биография музыки».

Бурная насыщенная жизнь оставила след на сердце композитора. Он перенес тяжелую операцию, через шесть лет после этого новый сердечный приступ оборвал жизнь маэстро во время отдыха в Сочи. Ему было 64 года. Похоронен он был в столице, на Армянском кладбище.

В 1997 году, через год после его смерти были опубликованы мемуары «Я просто живу».

Им обоим пришлось жить двойной жизнью, придумать собственную систему принципов счастливой жизни врозь, чтобы воссоединившись, прожить вместе 13 счастливых лет. Микаэл Таривердиев никогда не мог пожаловаться на скуку и однообразие в своей жизни. У него было множество романов, несколько браков, и благосклонность поклонниц. У Веры был муж, подрастал сын, и она совсем не была готова к расставанию со своим спокойным устоявшимся миром.

«Зорко одно лишь сердце…»

Микаэл Таривердиев и Вера познакомились в 1983 году, когда она, молодая журналистка газеты «Советская культура», обратилась к композитору с просьбой написать статью о «Музыкальном приношении» Родиона Щедрина.

Микаэл не знал саму Веру, но был знаком с ее статьями. Он считал, что она пишет довольно нахально, и представлял себе музыкального обозревателя дамой в годах. Тем более, что репутация у нее была неоднозначная: с одной стороны скандалистки, а с другой – рьяного борца за справедливость.

Композитор был удивлен, увидев не зрелую женщину, а совсем еще девчонку, сохранившую какую-то детскую наивность и непосредственность. Лишь позже он понял, что за обманчивой внешностью скрывается стойкий нрав и серьезное отношение к жизни.

После выхода статьи Микаэл Леонович пригласил Веру на музыкальный фестиваль в Вильнюс. Именно там, в холе гостиницы она поняла: между ними что-то происходит. Казалось, они были знакомы сто лет, но боялись этого сближения, а потому как Маленький принц и Лис, стали постепенно приближаться друг к другу. Позже композитор напишет в своей книге «Я просто живу» о страхе спугнуть что-то важное и об ощущении того, что не было в его жизни других женщин. Есть только одна – Вера.

Двойная жизнь

Их отношения нельзя было назвать романом. Это была их жизнь. Закрытая завесой тайны от посторонних глаз, окутанная нежностью и глубочайшей близостью. Это был только их мир, в котором хватало места лишь двоим. Каждый из них где-то там, за завесой, жил совсем по-другому.

У нее там был муж и сын, которого она боялась потерять. Ее постоянно преследовал страх, что все откроется и любимого Васеньку у нее отберут. Микаэл Леонович тоже обзавелся женщиной, служившей его прикрытием, отводящим подозрения от его взаимоотношений с Верой.

У них был даже собственный Новый год. Когда 31 января они встречались днем, задергивали шторы, включали «Иронию судьбы» на том моменте, когда бьют куранты, и это был их праздник.
Через какое-то время пришло осознание невозможности существования в параллельных мирах. Наконец-то они воссоединились.

Странная жизнь

Вера и Микаэл Таривердиевы на вручении премии "Ника", 1991 год. / Фото: www.hellomagazine.com

Для кого-то их совместная жизнь действительно могла показаться странной. Вера все 13 лет их совместной жизни называла его на «Вы» и даже представить не могла, что может быть по-другому.
Он был настоящим главой семьи, а она совершенно безропотно приняла правила его игры. Они договорились, что во всех жизненных неурядицах и проблемах виновата будет она. Это ведь так просто – один раз назначить виноватого и больше не искать крайнего! Впрочем, виноватой с Микаэлом быть совсем несложно. Это ведь, по сути, игра, помогающая избежать конфликтов.

Он больше всего не любил беспорядка, он его раздражал. Вера же совершенно не переносила его обид. Правда, за все 13 лет он обиделся на нее всего три раза. Первая обида была связана с нарушением сроков написания Верой статьи о Марии Лемешевой. Вторая последовала, когда он заметил в другой статье Веры неискренность. А третья была направлена на саму Веру, надевшую не те шорты, в которых, по его представлению, следовало ходить при посторонних.

О педантизме Таривердиева ходили легенды. Но его супруга, любительница творческого беспорядка, не особенно от этого страдала. Ей было позволено в собственных вещах создавать некий ералаш за закрытыми дверями. Но все, что касалось композитора, доводилось до совершенства.

Микаэл Леонович после знакомства с Верой превратился из признанного Дон Жуана в настоящего верного супруга. Для него действительно перестали существовать другие женщины. Он был уверен: она никогда не оставит его, не предаст и не разочарует. Они действительно две половинки одного целого.

Вера остается ему верна и сегодня, когда прошло уже более 20 лет после его ухода. Она живет воспоминаниями о нем и его музыкой.

Микаэл Таривердиев нашел свое счастье далеко не с первой попытки, как и король оперетты

Вера Гориславовна Таривердиева - вдова композитора Микаэля Таривердиева.

Родилась в 1957 году в Алма-Ате. В 1981-м окончила Музыкальный институт им. Гнесиных по специальности «музыковедение». Защитила диплом на тему «Ранние формы полифонии в музыке XIII-XIV веков во Франции». Была сотрудником газеты «Советская культура», писала рецензии и статьи о современной музыке.

Автор книги «Биография музыки» (о жизни и творчестве мужа), президент Благотворительного фонда Микаэла Таривердиева. Арт-директор Международного конкурса органистов имени Микаэла Таривердиева, который с 1999 года раз в два года проходит в Калининграде, а также Москве, Астане, Гамбурге и США.

"Микаэл Леонович жил жизнью необычной. Он много работал для кино, о чем все знают, это очевидная для многих поклонников композитора часть его творчества. Но он всегда жил двойной жизнью: помимо кино, он писал другую музыку. В какой-то момент что-то щелкнуло в его голове: он стал писать только ту музыку, которую слышал. Не на заказ. В отличие от кинематографа, где практически все сделано на заказ. Если брать раннее его творчество – 60-70-е годы – то это будет вокальная музыка. Какие-то из вокальных циклов исполняла знаменитая советская певица армянского происхождения Зара Долуханова. Кроме того, он писал оперы и балеты. А однажды он понял, что слышит органную музыку. Мне кажется, что Микаэл Леонович был в значительной степени барочный композитор. Неслучайно у него даже в кинематографе был использован такой прием: он был первым, кто решил попробовать ввести звучание клавесина".

"Люди, которые любят Таривердиева. Через него они приобщаются к классической музыке. Этот эффект я наблюдаю во всех городах. В этом смысле Михаэль Леонович большой популяризатор. Думаю, что мой муж был словно медиум для перемещения из одной эпохи в другую. Более того, сейчас конкурс органистов признан на мировом уровне. Любопытно, что в Японии Таривердиева считают почти своим композитором. Японские музыканты создали интерпретации его сочинений на своих национальных инструментах в сопровождении оркестра".

"Я думаю, что его творчество к какой-то степени воспринималось именно как антисоветское. Есть у Микаэла Леоновича монолог, написанный в 1960-е годы на стихи Григория Поженяна, «Я такое дерево». А что такое 60-е годы в то время? Это только «мы», это только «хор». Стилистика же всей советской жизни предполагала коллективизм. И появление произведения «Я такое дерево» – это противостояние личности миру. Очень яростное. Тогда это звучало крайне авангардно, антисоветским образом. А он провозглашает от имени человечества какие-то очень важные вещи. И никак не реагировал на критику. Он жил с мыслью: «Я такое дерево»".

© М. Таривердиев (наследник), 2017

© В. Таривердиева, 2017

© Оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017

Издательство КоЛибри®

* * *

Микаэл Таривердиев
Я просто живу

Тбилиси – полифонический город

«Разве не заметно, что я – единственный», – отвечаю я, когда меня спрашивают, есть ли у меня брат или сестра.

Синее небо моего детства, небо Тбилиси, жаркое лето, воздух, напоенный запахом южной зелени и настолько густой, что, кажется, его можно резать ломтями. И мама. Мама, которая идет мне навстречу. У меня захватывает дух, я не вижу ее лица – только сияние, исходящее от него.

Дом, в котором я родился, когда-то весь принадлежал нашей семье, вернее, семье моей мамы. Старинный, построенный в виде буквы «П», он всегда казался мне громадным. Когда я увидел его много позже, он показался мне меньше. Или просто я стал взрослым? Это был красивый, даже для Тбилиси, дом в три этажа, с большим двором, в котором был фонтан и огромное тутовое дерево.

От дома к реке спускался парк около километра длиной. Рядом с домом – церковь или, скорее, часовня. В общем, родовое гнездо. Акоповы – фамилия моей мамы – хорошо были известны в Тбилиси. Один из дядей моей мамы был какое-то время городским головой. А еще был беспутный дядюшка. Он считался чрезвычайно легкомысленным и постоянно подвергался осуждению, хотя был человеком вполне безобидным. Когда он загуливал, ехал кутить, то нанимал три экипажа. В одном ехал он сам, в другом ехала его шляпа, в третьем – трость. Даже до меня дошли возмущенные рассказы о его поведении. Странно, но в Тбилиси сохранилось немало людей как бы из прошлого, из старой жизни. Во многом именно они задавали тон в городе даже в советское время. В Грузии слово «товарищ» не вытеснило слово «господин». К старшим часто обращались «батоно». А старые фамилии по-прежнему пользовались уважением.

Наш дом после революции экспроприировали. В парке был построен санаторий, а в самом доме поселили разных людей. Сначала нам оставили три комнаты, потом две, а когда отец с матерью переехали в государственную квартиру, оставшаяся часть семьи ютилась уже в одной.

Кура, шумная, бьющая по гранитным набережным, а там, где их нет, – по отшлифованным камням. Я долго был убежден, что реки бывают только такими. Они просто должны быть стремительными, коварными, с водоворотами, которые таят в себе завораживающую опасность. Конечно, я читал о других реках, но, когда оказался в России и впервые увидел Волгу, я изумился спокойствию и равнодушию огромной массы воды, которая никуда не стремится. И только кинув палочку, я понял, что водяная масса все-таки движется. Это было совсем не похоже на ту горную реку, в которой семилетний мальчишка, каким я себя помню, никак не может устоять на ногах.

Лето. Мама ушла на работу. Отец тоже. Я болтаюсь без дела при Марусе – домработнице, которая жила с нами. Маруся тоже куда-то отправляется, а дворовые мальчишки зовут меня в бассейн. Мне ужасно интересно, ведь это первый настоящий плавательный бассейн в Тбилиси. Мы долго едем на трамвае, но зря – воду спустили, профилактика. Мы бежим к реке, это совсем недалеко. Ребята решили искупаться – в этом месте набережной нет. Стали раздеваться. Сняли рубашки, сняли сандалии, брюки. Прыгнули в воду. И я тоже. Но плавать я не умею. Сказать стесняюсь. Меня несет, но я молчу. Ребята понимают, что происходит, – я среди них самый младший – и начинают кричать. Какой-то незнакомый молодой человек прыгает в воду, подхватывает меня, но выйти на берег тоже не может. И мы плывем вдоль берега. Я помню, что все время спрашивал его: «Вам удобно?» – «Заткнись, не мешай!» – кричал он. Так он проплыл со мной полгорода, от цирка до рынка, наверное, километра полтора, пока не появилась набережная и лестница. Там парень меня вытащил, и мы, мокрые, пошли обратно. Только тогда я действительно испугался. Почему я не сказал, что не умею плавать?

Вернувшись домой, тайно высушил одежду. Ночью мне стал сниться бурный поток. Вода меня несет, а я тону, тону. Я не спал несколько дней. У меня поднялась температура. Мама допытывалась, в чем дело. Но я молчал. Уже потом она случайно узнала об этой истории.

А к Марусе по субботам приходил солдат. Он сидел на кухне и пил чай. Это вызывало во мне живейшее любопытство. Как-то в субботу Маруся повела меня в Парк культуры и отдыха. Там только что построили парашютную вышку. Здоровенную. Она привела меня в абсолютное исступление. Я до сих пор помню это совершенно сумасшедшее желание прыгнуть с вышки. Но как это сделать втайне от Маруси? Тут как раз очень кстати появился солдат и стал весело болтать с нею. Я же, выпросив немного мелочи на мороженое, оказался у кассы парашютной вышки.

– Мне билет, – протянул я гривенник.

– Нет, мальчик, нужно взвеситься, – ответила кассирша.

Я взвесился.

– Можешь. – Билет мне был продан.

Я побежал к лестнице. Но чем выше я поднимался, заглядывая через решетки вышки, чем дальше от меня удалялась земля, тем меньше мне хотелось прыгать. И я стал уступать дорогу тем, кто поднимался за мной. И все-таки я поднялся. Когда взглянул вниз, душа ушла в пятки. Нет, не в пятки. Душа целиком влезла в горло. В животе стало холодно, а сердце стучало в глотке, в носу, в ушах, в глазах. Но не в пятках. И я опять не говорю: «Я не хочу». Я позволяю служителю надеть на меня брезентовые лямки. Огромный раскрытый парашют сам тянет меня к барьеру. Барьер распахивается, меня выбрасывает, и я, как куль, ухаю вниз. Лечу камнем, пока стропы не натягиваются, и зависаю в нескольких десятках метров над землей. Веса не хватает, чтобы приземлиться, – мне всего пять лет. Я вижу, как моя Маруся бегает вместе с солдатом внизу, все такое маленькое-маленькое, люди кричат. Я подтягиваюсь на руках и все-таки постепенно спускаюсь. В голове – одна мысль. Чтобы Маруся не сказала маме. Об этой истории мама узнала через много лет.

А вот об истории с пистолетом так никто и не узнал. У меня был друг Игорь Агладзе (Агладзе – известная в Грузии фамилия, отец Игоря был инженером, дядя – президентом Академии наук Грузии). Как-то мы с ним были у меня дома. Одни. И вдруг обнаружили ключи от ящика отцовского письменного стола. Движимые любопытством, открыли и увидели настоящий браунинг! Отдельно лежала кобура и начатая пачка патронов. Удержаться от того, чтобы не пострелять, мы не могли. Мы помчались на чердак – наша квартира была на последнем этаже, – забрались на крышу и, как сейчас помню, выстрелили в водосточную трубу. Один раз он, один раз я. Что началось! Свистки, суета, мы мигом спустились домой, почистили пистолет подсолнечным маслом, отстрелянные гильзы спустили в унитаз. Тут-то и раздался звонок в дверь. Дело в том, что наш дом находился на улице, по которой ездил на работу и с работы первый секретарь ЦК Грузии Чарквиани. Перед тем как должен был появиться Чарквиани в своем роскошном «ЗИС-110», улица заполнялась людьми, энкавэдэшниками. Именно в такой момент мы и затеяли стрельбу.

– Не слышали ли вы стрельбу? – спросили появившиеся в дверях люди в черных костюмах.

– Нет, – ответили мы. – Кажется, хлопнула хлопушка.

– А кто дома из взрослых?

– Никого.

Они прошли в квартиру, все осмотрели, убедились, что никого нет, и ушли, убежденные, что семилетние мальчишки стрелять не могли. Что было бы с отцом, если бы они нас заподозрили!

В городе появлялся запах арбуза. Свежего арбуза. Это шел снег. Снежинки таяли на лету, асфальт покрывался дождевой пленкой. Ужасно обидно! Но иногда все же снег покрывал землю, вечнозеленые деревья. Это был праздник! Мы высыпали на улицу, тащили запрятанные по чуланам санки, веселье продолжалось до первых солнечных лучей. Снег исчезал. Но весной все вновь становилось белым – цвели вишни. И сирень, огромное количество сирени. Ужасно любил праздник Первое мая. Черешню продавали прямо на улицах. Гроздья черешни, нанизанной на палочки, как виноград. Мороженщицы, веселые, в чистых белых халатах, с повозками на двух колесиках, с ручкой.

Дом, в котором прошли мои детство и юность, стоял на горе. Он тоже был построен в виде буквы «П». Балконы выходили во внутренний двор, располагавшийся на трех уровнях, которые соединялись между собой двумя полукруглыми лестницами. Окна распахнуты, и отовсюду несется музыка. Шуберт. Этюды Черни. Из какого-то окна – неумело подбираемая грузинская мелодия. Где-то звучит радио. Все это смешивается, но не создает впечатления дисгармонии. Музыка звучит негромко, ненавязчиво. Она как бы часть жизни, продолжение этого двора, этого города. Она не выставляется напоказ. Она просто живет. Иногда вечерами за каким-нибудь окном, а то и просто на балконе собираются мужчины и начинается знаменитое грузинское музицирование, абсолютно непонятное мне и по сей день. Как люди, никогда нигде не учившиеся, встречающиеся, быть может, в первый раз, с такой точностью на ходу аранжируют мелодию на четыре, пять, шесть голосов? Это полифония самого высокого класса. Не могу этого понять и восхищаюсь бесконечно.

Возможно, предки грузин жили в горах и полифонические ходы, такие как канон, были подсказаны им эхом гор, а потом родились более сложные формы? Может быть, сама земля эта столь удивительно красива и щедра, что не петь невозможно? Я не знаток фольклора, и в грузинском мелосе есть, наверное, песни и о тяжелой доле. Но то, что я слышал в детстве, – это песни о любви, о нежности, о красоте. Я вырос на этом пении. И еще на Шуберте.

Моя тетка Маргарита училась в консерватории. Это была младшая сестра моей матери, всеобщая любимица. Веселая и легкомысленная. Она признавала только одного композитора – Шуберта. Из-за этого у нее были постоянные неприятности с педагогами. Она не хотела учиться по программе, она хотела петь только Шуберта. Ее голос лучше всего звучал, как она считала, в туалете. Она там закрывалась и пела. Кончилось тем, что с третьего курса она ушла из консерватории. Но первая музыка, которую я вспоминаю осознанно, были романсы и песни Шуберта. Я люблю их и по сей день. Они по-прежнему вызывают во мне восторг своей прозрачностью, чистотой, благородством.

Музыкой я стал заниматься почти случайно. Просто у наших соседей был рояль. Я стал так часто к ним наведываться и брыньчать, что сосед, не выдержав, сказал: «Пусть папа купит тебе пианино». Так все и началось. Очень быстро мне надоело играть гаммы, упражнения, пьесы Майкапара и сочинения типа «Похороны куклы». Какая кукла! Никакой куклы у меня не было! Само название унижало мое достоинство. А играть пьесы посложнее я пока не мог. Так что же делать? Я стал делать то, что мне было интересно, – сочинять.

Главной моей мечтой было научиться записывать. Любопытная вещь. Когда я научился записывать, я понял один закон: первая стадия обучения или умения – ты записываешь музыку, и на поверку она оказывается гораздо беднее и неинтереснее того, что ты воображал и играл. Следующая стадия – ты записываешь придуманную музыку, и она звучит так, как ты себе ее представлял. И уже гораздо позже – ты записываешь сочиненную музыку, и она звучит интереснее, чем ты воображал. Но это я понял много лет спустя.

Моя мама относилась ко всему очень серьезно. Учиться так учиться. А у меня появилась новая страсть – чтение. Я читал все подряд, безостановочно, я пытался обмануть маму и Марусю. Ставил на пюпитр книжку, под нее что-то импровизировал.

Мама, приходя с работы, интересовалась у Маруси:

Ведь, занимаясь своими делами на кухне, она и вправду слышала мои экзерсисы. В результате у меня развилась довольно высокая техника. Просто я много читал.

Ощущение красоты, детское ощущение любви, когда кажется, что весь мир тебя любит. Не только твои родители, но и все, все, все. Когда не покидает ощущение, что только выйди в мир – и ты получишь нежность прохожих в ответ на свою. Я помню это свое доверие ко всем вокруг.

А еще я помню шепотки, разносившиеся по двору. Что-то скрывали от детей, но мы многое понимали, и многое, очень многое врезалось в детскую память. «Взяли дядю Левона с третьего этажа. И тетю Нино с четвертого». Сначала шепотков было меньше, потом взрослые шептались все чаще. Что означало слово «взяли»? Куда взяли? Когда они вернутся? Я не мог понять. Много позже стало ясно, что оттуда, куда «взяли», мало кто возвращался.

Я дружил с двумя девочками. Их звали Джемма и Джесси. Мы жили на одном этаже. Взяли их мать. Во дворе шептались, стараясь, чтобы мы, дети, не слышали. Но на самом деле мы иногда знали больше всех остальных, взрослых. Про мать Джеммы и Джесси говорили, что ее НКВД взял за то, что она турецкая шпионка. У меня это никак не укладывалось в голове. Шпионов я знал, я их видел в фильме «Ошибка инженера Кочина». Видели мы шпионов и в других фильмах. Они были коварными, двуличными, злобными. Слово «шпионка» никак не вязалось с обликом матери Джеммы и Джесси, от которой пахло сдобным печеньем – она им всегда угощала детей, в том числе и меня, – у которой были такие добрые руки, такие добрые глаза. Но когда я сказал об этом нашему сапожнику Сурену, что сидел в подвале, в маленькой каморке, заставленной старыми башмаками, морщинистый добрый человек ответил: «Замолчи и никогда об этом никому не говори. Иначе будет плохо твоим папе и маме». Он почему-то курил не папиросы, а всегда скручивал что-то из прозрачной бумаги. Это вызывало во мне живейший интерес.

13 лет они были вместе. Но так и не переступили обращения на «Вы». Чтобы на людях не показывать захлестывающую нежность друг к другу.

К моменту нашей встречи Микаэл Леонович был женат несколько раз. Ни с одной женщиной никогда не жил долго. И жены были, как он говорил, «приходящие». Я тогда работала в газете «Советская культура», была музыкальным обозревателем. У меня было имя и репутация … скандальная …

~ Глядя на вас, не скажешь, что вы любительница жареного …

Нет, не в том смысле. Я защищала справедливость. В музыке. И мне очень нравилось это делать. Я была первым человеком, кто написал о Шнитке в газете ЦК КПСС, и это был первый положительный отзыв о нем в советской прессе. Это тогда считалось скандалом. Несколько лет назад я окончила Гнесинку, защитила диплом по французской музыке ХН! века и была очень увлечена своей работой в газете. Я была замужем, у меня был ребенок. Хотя мне уже было понятно, что брак исчерпал себя. Знаете, так бывает, когда люди женятся или выходят замуж в поисках свободы. Мой первый брак — как раз такой случай.

~ А в чем, фигурально выражаясь, заключалась несвобода?

Моя мама, которую я обожаю, человек волевой и с определенными представлениями о том, как нужно строить жизнь и отношения. Она пыталась форматировать мою жизнь согласно своим представлениям. Я бежала от этого в замужество. Мне было 19 лет.

~ Когда вы познакомились с Таривердиевым, вам было двадцать шесть, ему — пятьдесят два. А как произошло само знакомство?

Как-то так сложилось. что Микаэл Леонович меня знал по публикациям. Я его, естественно, знала, как публичного человека. Хотя не могу сказать, что тогда была знатоком его музыки. Узнав, что он хочет написать статью о Родионе Щедрине, позвонила, мы договорились встретиться. Микаэл Леонович пригласил меня на репетицию. Собственно, так и познакомились. Потом он позвал на свой концерт. Потом мы еще раз с ним встретились. Он написал статью, ее опубликовали. Статья ему страшно нравилась, он одновремен но хвастался мной и статьей …

Потом мы поехали на камерный фестиваль симфонической музыки, который Щедрин устраивал в Вильнюсе. На этом фестивале исполнялся скрипичный концерт Таривердиева. Это было в октябре 83-го года. Первый день в Вильнюсе. Нас — большую делегацию из Москвы — только расселили по номерам, после этого мы все встретились в холле гостиницы. И я хорошо помню этот момент — как Микаэл Леонович пошел ко мне на встречу с каким-то особенным взглядом. Таким я его в Москве не видела. Вот именно тогда что-то произошло. Мы весь день провели вместе. А потом и всю жизнь …

Тогда, в Вильнюсе, он пригласил меня вечером в ресторан. И предложил сыграть на небольшом пиани но, которое там было. Я испугалась и отказалась. Но он сыграл. Прелюдию «Встреча С женой» из «17 мгновений». Уже гораздо позже я поняла, что для него это было чем-то из ряда вон выходящим. Он не любил играть в компаниях. Тем более в ресторане.

« … Вера оказалась там тоже. Вильнюс, туман, странное ощущение, что мы знакомы давно. Ощущение страха что-то спугнуть. Желание приручить … у меня было много женщин. Осталась одна. Впервые я был не одинок. И впервые у меня появилось ощущение страха. Я никогда ничего не боялся. Так хотелось продлить ощущение радости и nолета … », (Из книги Микаэла Таривердиева «Я просто живу»).

~ Чувства недоверия не возникло?

Абсолютно не было. Я наивный и доверчивый человек. И он такой же. А потом, скорее, его обольщали, чем он.

~ Я имела в виду его репутацию донжуана?

О нем очень точно Андрей Вознесенский сказал: смесь Дон Жуана с Дон Кихотом. Конечно, он женщин чувствовал и понимал. И женщинам он очень нравился. Он же такой яркий, красивый, необыкновенный … ~ Что вы почувствовали тогда, в первый момент знакомства?

Когда мы встретились, появилось такое теплое ощущение не-одиночества. Но ощущение близости, не случайной близости — оно разворачивалось постепенно …. Он же сам считал, что он одиночка, и все вокруг тоже так думали. Во мне он ценил не просто женщину, но близкого человека. Его не раз предавали, используя его благородство. Хорошо известна история с актрисой, которая, будучи за рулем его машины, насмерть сбила человека, и Микаэл Леонович, чтобы защитить ее от преследования, взял всю вину на себя. Ему грозила тюрьма, срок. Спасла амнистия. Но женщина в самый драматический момент, когда шел суд, уехала из города. У Микаэла Леоновича тогда чуть ноги не отнялись. Роман закончился бесповоротно. Потом эта история легла в основу сюжета фильма «Вокзал для двоих» Эльдара Рязанова и Эмиля Брагинского. Микаэл Леонович очень болезненно отреагировал на личную драму, которая вдруг стала публичной, запечатленной в кино … А его еще пригласили на премьеру.

И когда у него на глазах близкие фотохудожника Умнова выбросили на помойку весь архив, он невозможно взволновался, потому что думал, что его впоследствии постигнет та же участь. Человека, на которого он мог положиться, у него не было. Наверное, это было отчасти предчувствием неизбежности своей судьбы … И когда у него вдруг ПОЯ.8У1лась я, он почувствовал себя комфортно, потому что знал, что я ничего не выброшу, я его не предам.

« … Она еще ПО тем временам писала нахально. Я представлял ее себе толстой музыковедшей в возрасте. И когда увидел ее в первый раз, удивился ее наивному полудетскому виду. Впрочем, я довольно скоро понял, что наивный вид несколько обманчив … ». (Из книги Микаэла Таривердиева «Я просто живу»),

~ Вы упомянули об Эльдаре Рязанове. Они вместе сделали всеми любимый фильм «Ирония судьбы», долго дружили.

С Рязановым Микаэл Леонович познакомился в Пицунде, в киношном доме творчества. Микаэл Леонович, большой любитель водных лыж, пытался научить Эльдара кататься на лыжах. Ничего не получилось, зато они подружились. Однажды Эльдар сидел и напевал песенку «На Тихорецкую состав отправится», И заметил мимоходом, что песенка эта народная и войдет в его новый фильм «Ирония судьбы». «Что это за разговоры! — возмутился Таривердиев. — Это песня не народная, и у нее есть автор. Эта песня моя … ». Микаэл Леонович действительно написал ее задолго

до того, когда Ролан Быков ставил свой первый спектакль в театре МГУ и ему нужна была песня. Потом ее исполнял даже Володя Высоцкий. Эльдар поразился, что у этой песни есть автор, и предложил Таривердиеву прочитать сценарий «Иронии судьбы», по которому он собирался ставить картину …

«Когда я прочел сценарий «Иронии судьбы … », очень удивился. Жанр ни под какое определение не подходил. Для меня этот фильм — рождественская сказка. Сказка о том, что все мы — независимо от возраста — ждем, когда с неба (без всяких наших на то усилий) свалится на голову принц или приниесса. Прекрасные, очаровательные, любящие, которые нас поймут, как никто до этого не понимал. Это — сказка (у кого-то, быть может, она сбывается, но, думаю, мало у кого’). О ней мечтают все и всегда с особым теплом и доброй иронией об этом думают. Фильм делался к Новому году, это был специальный новогодний заказ телевидения, поэтому все говорили, что картина должна иметь запоминаюшиеся песенки — куплетные, с nростыми словами. А тут «развели консерваторию, романсы» … Да еще на такую сложную поэзию. Это загубит картину … Эльдар Рязанов оказался прекрасным товарищем. Мы оборонялись спина к спине. Хотя nризнаюсь, что и сами испытывали страх. Успех песен из «Иронии судьбы … ». признаться. стал для меня полной загадкой». (Из книги Микаэла Таривердиева «Я просто живу»).

~ Из Вильнюса вы вернулись в Москву, и еще несколько лет у вас ведь был тайный роман, так?

Я стала жить двойной жизнью. Жуткий страх, что я могу потерять своего ребенка, буквально преследовал меня. Я боялась, что его отберут. Что потом, в каком-то смысле, произошло. Видимо, наши страхи материализуются. Мой сын, который потом уже жил с нами и к которому Микаэл Леонович относился как к своему сыну, в 13 лет ушел от нас. В результате работы, проводимой в том числе и его отцом … Но это было после. А тогда какое-то время, и немалое, мы жили двойной жизнью, но в этом были свои плюсы. Когда отношения тайные, они складываются естественно, и никто в них не вмешивается.

«Мы придумали свой мир. И закрыли его тайной. Нам было так хорошо. У нас даже Новый год свой. Еще когда мы не могли его встречать вместе, 31 декабря мы переводили все часы в доме на четыре часа вперед. Ставили видеопленку «Иронии судьбы … », и наступал Новый год. Это и был настоящий Новый год … », (Из книги Веры Таривердиевой «Биография музыки»)

Когда же люди быстро выходят на свет Божий с неокрепшими чувствами, на них многие пытаются влиять. В наших жизнях всегда есть люди, которые пытаются на них влиять. Впервые я вышла «на свет Божий» в Сухуми. Ашот, водитель катера, договорился, что мы поживем в его недостроенном доме на окраине города, у маяка. Из московской слякоти я прилетела в теплую нежную ночь. Октябрь, угасающее абхазское лето. Маленький блестящий одинокий баклажан в огороде. Полосатые матрасы, привезенные из Дома творчества. Солнце по утрам бесцеремонно заглядывает в окна без занавесок. Мы больше не хотели расставаться …

Но надо знать Микаэла Леновича! Он человек, который категорически не принимал давления. И он сопротивлялся. И если не принимал, мог поступить ровным счетом наоборот — из чувства протеста. Это приводило к не всегда хорошим для него последствиям. Мог натворить что-нибудь сгоряча. У него был совершенно бешеный темперамент. Представляете, какой силой волей он должен был обладать, чтобы так блестяще внешне сдерживать свою сверхчувствительную натуру?!

~ Он был таким импульсивным?

Еще каким! На людях он был, конечно, сдержанным. Спокойным. Но с близкими … Однажды, сейчас не вспомню, в связи с чем, он пришел и говорит, все, Бог против нас. Сорвал с себя крест и бросил! Потом Евгения Семеновна, наша домработница, нашла этот крест. Он долго винил себя … Он не был воцерковленным человеком. Но всегда был верующим. Микаэл Леонович крестился в зрелом возрасте, по собственному желанию, в армянской Апостольской церкви. Его христианский взгляд на мир — совершенно осознанное и выношенное чувство.

~ А каким он был в семье?

В семье он, безусловно, был главным. Но это для меня как раз самое естественное состояние.

«В семье виноватым может быть всегда только один. Неужели ты не понимаешь, что это очень удобно? Не нужно разбираться, выяснять отношения … Так мы выводим формулы нашей совместной жизни. Виновата всегда я. И никогда с этим не спорю. В этом, конечно же, есть элемент игры, который нравится нам обоим и без которого все может стать скучным. А скука — это невозможно. Тем более что поризительным образом Микаэл Леонович всегда прав. Нам не пришлось привыкать. подгонять себя друг к другу. Все было давно подогнано». (Из книги Веры Таривердиевой «Биография музыки»).

Такая формула взаимоотношений чрезвычайно комфортна. Он стал тем мужчиной, который меня сформировал. После него для меня другие мужчины — ненормальные. Я женщина его формата. И для меня существование в другой структуре просто невозможно.

~ То есть у вас, скорее, преобладали отцовскодочерние отношения?

Нет, просто в наших отношениях присутствовало все — дочь, отец, мать, женщина, мужчина, — у нас была вся полнота отношений. Утром он уезжал, у него всегда были приготовлены рубашка, галстук, сумка сложена — трубка и все причиндалы трубочные, табак … Мне очень нравилось быть его женщиной. Мне чрезвычайно нравился наш быт. Мне нравилось готовить, ухаживать за ним. Женщина, если она любит, получает от этого удовольствие. Если не любит, ее быт раздражает. Это закон. В каком-то смысле он был моим подопечным, как и я его.

В житейском смысле он был совершенно нормальный человек. Адекватный, очень трезвый в оценках, мудрый, но при этом наивный. Потому что чистый. И в то же время он — особенный. Во всем. Он — другой. Непохожий ни на кого. Очень ранимый, чувствительный. И еще в отношениях ему важно было соблюдать дистанцию — он сам ее соблюдал, но и желал, чтобы другие ее тоже, эту грань в отношениях, не переступали. Терпеть не мог панибратства. Охранял себя — внутри. Вообще, стоит взглянуть на его фото, чтобы понять, что он был невероятно идентичен сам себе …. Доверчив, как ребенок. Я даю ему лекарства, он пьет и шутит, мол, она же меня так и отравить может. А потом добавляет, как я жил без тебя, не представляю? И это тоже было правдой. Когда мы жили вместе, он часто повторял эти слова … Помню случай. Мы дома. Вечер. Ужинаем. Все спокойно в природе и на душе. И вдруг Микаэлу Леоновичу становится невероятно тревожно. Он говорит, что вот сейчас буквально только что где-то недалеко стало плохо какому-то человеку. И, думаю, он не ошибался. Просто у него настройка на мир была тончайшая.

~ Хорошо, а недостатки у нега были?

Для меня — нет. И для меня он идеальный мужчина. Он, кстати, считал, что и у меня нет недостатков. Хотя … Есть один. Микаэл Леонович — жуткий аккуратист, обязательно требовал идеальной чистоты во всем доме. Педантично … А я — нет, у меня на письменном столе и в шкафах — «творческий беспорядок», это мое не любимое, но какое-то неизбежное состояние. И он никак не мог с этим смириться. И вот однажды он привычный бардак на моем столе смел на пол. Не выдержал. И разрешил оставить хаос только в моих шкафах, которые закрыты …

~ А что он любил?

Если говорить о каком-то бытовом устройстве его уклада, он много что любил. Он любил читать. Любил хорошую литературу и поэзию. И еще любил читать … инструкции к разным устройствам и тщательно им следовал. Если требовался перевод, скажем, к любимым его фотоаппаратам, он обязательно просил кого-нибудь перевести, а потом мы все

переводы сохраняли и подшивали. В отличие от него я терпеть не могу инструкции. А еще он очень любил хвастаться … мной. Хвастался, что я научилась хорошо готовить по поваренным книгам. Но это было такое мифотворчество. И все, что я умею готовить — сациви, лобио, долму, хаш, — я готовлю исключительно по наитию. Ну есть у меня такая способность — стоит хоть один раз попробовать какое-нибудь блюдо, я, если оно мне понравилось, примерно представляю, как его готовить. А кавказскую кухню Микаэл Леонович предпочитал всем другим. Когда меня спрашивают, что он лю-

бил больше всего есть, я всегда смело говорю — мясо. Он без мяса не мог жить. Смешно, но ему нравились свиные отбивные. Если были свиные отбивные, он мог их есть каждый день …

~ Спрошу иначе — а его любили?

Конечно, он рассказывал о своих прежних отношениях и женщинах, браках и романах. Однажды он даже нам с Миррой Салганик — его названой сестрой — рассказал об этом, и в высшей степени художественно, как бы подводя итог личной жизни. И с огромным чувством юмора. Он обозначил все эти истории как «поиски тихой пристани». Это было так увлекательно и даже смешно, что я предложила ему записать этот рассказ на магнитофон и сделать главой его книги. Он очень возмутился: «Ты за кого меня принимаешь? Я же не Евтушенко, чтобы такие вещи делать публичными?».

у него была очень неординарная внешность. Мне кажется, уже за одну внешность в него можно было влюбиться. Но он считал себя некрасивым. Были случаи, когда его, скажем, не узнавали. Например, в Берлине заходим в фотомагазин. Люди понятия не имеют, кто он. Но моментально к нему все кида-

ются, окружают, он как магнит всех к себе притягивает. На нем стоит печать неординарности. В любимом доме творчества в Сухуми, где он бывал многие годы (в Сухуми он ездил еще в детстве), он жил там по два месяца и больше, и написал многие произведения, его просто обожали. Когда он приезжал, все сбегались, а я все время удивлялась: почему он ездит в Сухуми? Мы как-то пересекались там, когда еще вместе не могли ездить, и мне было странно, что он, имея выбор между Пицундой и Сухуми, едет в Сухуми. Потом, когда я с ним стала ездить, мне все стало понятно: это было место, дом, в котором его ждали, встречали, любили — совершенно искренне. Прибегал Вартан: «Леоныч, вот ваша лампа, удлинитель … ». Его ждал его номер, ощущение тепла, которого ему так не хватало во внешнем мире, он получал здесь. А ему это было крайне важно. Грузины, армяне, абхазы — все жили одной дружной семьей. Микаэл Леонович хотел купить там дом. Мы приезжали, смотрели, это было в 1991 году. .. Но, слава Богу, и денег не было, для этого пришлось бы продавать квартиру на Икше, и мы просто не успели …

~ Вам никогда не хотелось родить от него ребенка? Вы знаете, мы об этом не задумывались. Нам было некогда (смеется).

у меня сын, у Микаэла Леоновича тоже сын. Однажды мы с ним пришли к выводу, что мы не самые лучшие родители. У нас был свой мир, мы были настолько сконцентрированы друг на друге, что нам совершенно не нужен был третий. Нам действительно это было не нужно. Нам очень хорошо было вдвоем.

~ А сейчас не жалеете, что не было детей?

Нет, потому что я все свое время могла отдавать Микаэлу Леоновичу. Потом никто же не знает, какими будут дети. Как полушутя говорил Микаэл Леонович, нам не повезло с детьми. Нет, они, конечно, хорошие, но сказать, что они очень близкие нам люди, не могу. У них свои судьбы, свой мир. Они не внутри нас, понимаете? Они есть. Просто есть. Это довольно сложный вопрос. Видимо, когда человеку что-то дается свыше, через другого что-то отнимается. Мне кажется, близких людей не может быть много. Бывает, люди находят душевную близость в детях или родителях. Иногда мне кажется, что мы с Микаэлом Леоновичем «одной крови». Трудно объяснить, но это так. По каким-то человеческим представлениям мы, может быть, были вместе не очень много, 13 лет, но я скажу так: настолько плотно и концентрированно мы были вместе, что это не 13 лет, а гораздо больше.

~ Как сейчас думаете, почему не сложились отношения с сыном, он ведь от вас ушел?

С Микаэлом Леоновичем у Васи были замечательные отношения. Вася отчасти стал для него его ребенком. С Кареном и его мамой, первой женой, певицей Еленой Андреевой, они прожили вместе недолго. Хотя Карена он воспитывал и принимал участие в его судьбе, но Карен никогда так и не стал ребенком, с которым он носился, как с писаной торбой. Иногда мне казалось, что Васька ему ближе. Вася очень пластичный по натуре человек. И если мы вместе где-то появпялись, белобрысый Вася и Таривердиев с его, по словам Андрея Вознесенского, «профилем гениального сайгака», все вокруг тут же начинали говорить об их схожести. А мы смеялись, у них ничего не было общего внешне. Но пока Вася жил с нами, у него даже движения появились от Микаэла Леоновича, он их по-детски копировал. Помню, они заключили соглашение. Микаэл Леонович пытался при учить его к чтению. Вот они и решили, что, мол, высокие стороны договариваются, что за прочиганные, например, 200 страниц, разрешается

столько-то компьютерных часов. Если Вася получает двойку или тройку, то время сокращается. Очень смешной, трогательный договор. И серьезный … Они ему следовали.

Вообще, к нему мальчики особенно тянулись.

Они в нем чувствовали такое мужское начало, которого часто не хватает даже тем мальчишкам, у которых были отцы. В 13 лет у Васьки, как у всех нормальных подростков, начался период бунта. Он прогулял дней десять в школе, мы об этом узнали постфактум и стали вести с ним нравоучительные беседы, на что он вспыхнул: «Я хочу жить со своим отцом». У меня — истерика. А Микаэл Леонович говорит: «Мы не можем ему это запретить, это будет неправильно. Но ты не волнуйся — от любви не уходят. Он обязательно вернется». И он оказался прав. Вася ушел. Он не приходил несколько лет. Мы с ним виделись, конечно, но редко. А вернулся он реально в нашу жизнь уже после ухода Микаэла Леоновича. Сейчас Вася в Индии. Его там нашли ребята с Первого канала, которые делают фильм о Микаэле Леоновиче. Мой сын говорил о нем, как о близком, живом, родном человеке, о том, что лучшее время — это наша совместная жизнь. Как жаль, что он тогда ничего не понимал, с горечью признался Вася. Вообще, с кем бы по жизни ни соприкасался Микаэл Леонович, он всегда оставлял след в другом человеке …

~ Таривердиев был все-таки намнога старше вас.

Он вас чему-то, скажем так, учил?

Конечно. Как бы это точнее сказать, не то что принципам. В газете приходилось много всего делать. Я старалась не делать того, что мне не нравилось. Но однажды написала обзор по поводу фестиваля «Московская осень» и упомянула одно сочинение в положительном плане. Микаэл Леонович жутко на меня разозлился: «Как ты можешь, ты же совершенно по-другому к нему относишься?», спросил. Он очень сильно на меня обиделся. А я не могла выносить, когда он на меня обижается, и находится в таком внутреннем конфликте. Этот урок я запомнила и больше так не делала. Ложь и фальшь он не принимал категорически. Я помню, его преследовал Никита Владимирович Богословский, чтобы Микаэл Леонович написал статью о его симфониях. А Микаэл Леонович не хотел, но Богословский достал так, что Микаэл Леонович попросил меня сделать это. Я написала, но под другой фамилией, отказать Богословскому было невозможно …

К слову, в 1974 году после выхода фильма «Семнадцать мгновений весны» Богословский «от чистого сердца» придумал шутку, которая слишком дорого обошлась Микаэлу Леоновичу. Он чуть не слег с инфарктом. Позже Богословский признался в «своем юморе». Речь шла о телеграмме, которую, подписав именем французского композитора Лея, Богословский отправил в Союз композиторов и в которой Франсис Лей якобы обвинил Таривердиева в плагиате.

« .. Читали телеграмму все, кому было не лень. События катилисъ как снежный ком: Микаэл украл музыку. «Но, друзья, вы же знаете музыку к этому фильму, сравните’». (Из книги Микаэла Таривердиева «Я просто живу»).

«История С телеграммой стала для него драматическим уроком. Он узнал цену популярности. Вряд ли популярность, не будь такого поворота событий, могла как-то испортить его. Она никогда не нужна была ему в своих статусных проявлениях. Она нужна была ему как признак, как подтверждение востребованности, понимания, как ответ на

~ А как он музыку писал?

Он писал всегда только то, что слышал внутри себя. Чаще всего это было летом. Ему важно было найти тему, а дальше он уже свободно с ней работал. Вот появляется новый заказ, а он вдруг тревожно спрашивает, а что, если не напишу? Я его всегда пытал ась успокоить: «Микаэл Леонович, у вас столько всего уже написано, ну возьмете старую тему … ». И это его как-то успокаивало. Иногда он уснет, а утром: мне приснилась тема, у меня есть решение. Во сне оно приходило. Он ни в чем себя не предал — в смысле своего предназначения. За исключением, пожалуй, единственного раза — случая с балетом «Девушка и смерть», когда за несколько дней до премьеры в Большом театре балет сняли, и он жутко переживал. Эта история произошла в 1987 году.

Это какое-то испытание, которое он должен был пройти и перестрадать то, что перестрадал. Сам говорил об этой истории именно так. Потому что согласился на переделки, вообще согласился на постановку балета, хотя его предупреждали, что в Большом театре идет самая настоящая борьба. Суть ее была ему абсолютно чужда, и интриги его мало интересовали. Ему важна была только музыка в чистом воплощении. Он старался не обращать внимания на слухи и предостережения, что балет может и не случиться … За много лет до того случая он фактически отказался от первой студийной записи, потому что дирижер, с которым ему предстоя — ла работа, начал его поучать, как правильно записывать партитуру. И, несмотря на огромное желание сделать запись, Микаэл Леонович просто хлопнул дверью и ушел. Перед ним потом извинялись, просили вернуться. А тут он со всей откровенностью и беспощадностью к самому себе признался: «мне так хотелось, чтобы этот балет случился, что я пошел на компромисс со своей совестью, а делать этого не следовало … ».

Услышанное послание … Он был очень удобным объектом для популярности и неизменных ее проявлений — слухов и сплетен. Элегантный, красивый, талантливый, с такими «несоветскими» привычками и увлечениями, как водные лыжи и катер, спортсмен, светский человек, появлялся в обществе красивых женщин, курил трубку». (Из книги Веры Таривердиевой «Биография музыки»).

«Конечно, Я слышал об этой самой настоящей войне, которая идет в Большом театре. Но никогда не считал возможным становиться на ту или иную сторону, да и не подозревал, что война столь кровава. Но мне казалось: Большой театр меня пригласил! И вместо того чтобы вести себя как всегда: вот партитура, ни одной ноты здесь не меняется, не нравится — до свидания, — стыдно сказать, но мне так хотелось, чтобы в Большом театре поставили МОЙ балет, что я стал переделывать … И все становилось более банальным … Я сам погубил свой балет. И когда понял, что это для меня смерть, я просто сказал: «До свидания! Я вас знать не ХОЧУ! Ни Союз композиторов, никого, я вас знать не знаю». Но долго, несколько лет, я приходил в себя, возвращал себе свое состояние. Человек, нормальный человек, не может жить в состоянии других. Он может жить в состоянии своем, которое ему понятно, тогда он живет нормально». (Из книги Микаэла Таривердиева «Я просто живу»),

~ Вера, насколько понимаю, вы были готовы к тому, что он уходит, он долго болел …

Этого никогда не ждешь и в это не веришь. Но эта тема уже у нас была … Теперь я знаю, что он чувствовал свой уход. После операции в Лондоне он шутил, что теперь сердце у него из обшивки «Шаттла», такое прочное. Где-то в апреле ночью он стал играть на рояле. Я так удивилась, потому что на рояле он в последнее время не играл. И он как-то особенно посмотрел на меня и сказал: прощаюсь со своим роялем.

Летом мы полетели в Сочи на «Кинотавр». Приехали в аэропорт, нас там встречают близкие люди. Мы вместе с Олегом Янковским поднимаемся по трапу, а Микаэлу Леоновичу так тяжело даются ступени этой лестницы. И я так остро помню, как Олег на него посмотрел … немного испуганно, потому что ему уже тогда было очень плохо. Прилетели в Сочи, а там сплошной дождь, и грустно так, и мы никуда не выходим, один раз — на пляж. А потом Сережа Урсуляк отвез нас в «Актер», куда у нас была путевка, оставаться на «Кинотавре» было неуютно. Обратные билеты у нас были на 25 июля, я купила их за месяц. И на 16 часов у нас был рейс, а в 6 утра это случилось … И мы на этом самолете улетели. Вместе.

Альтовый концерт, который он написал в 1993 году, за три года до смерти, это концерт ухода. Это прощание, это о том, как душа расстается с телом. Я просто убеждена, это хроника того, что испытывает душа, когда она оказывается ТАМ. Эта музыка всегда производит очень сильное впечатление. Концерт — уход, а Трио — самое последнее произведение Микаэла Леоновича — это полет души к новому, тоже ТАМ. Она уже прорвалась. и это ее взгляд на то, что она видит. Я, когда это поняла, была потрясена. А то, что я поняла верно, у меня есть доказательство. Когда писала свою книгу, я была в его музыку очень сильно погружена. Я писала о том, что Микаэл Леонович как композитор родился в 1957 году, когда написал цикл на стихи средневековых японских поэтов «Акварели». Я этот цикл анализировала. И вот пишу последнюю главу, цитирую любимую книгу Микаэла Леоновича «Мастер и Маргарита», а в конце завершаю, что «судьба свершилась, и замкнут круг» цитатой из японского цикла: «Как странник я одет, готов к пути. Мой путь в волнах безбрежных исчезает … ». И тут мне что-то как стукнет в голову. Думаю, возьму-ка я ноты. Смотрю, а в конце, где последняя фраза Трио, стоит последняя строка цикла. У меня зашевелились волосы на голове. Для меня это ЗНАК.

У него никогда не было никакого дурного помысла по отношению к кому-либо. Он назвал свою книгу «Я просто живу». Он жил, сохраняя в себе ту чистоту, которая давала ему возможность писать такую же чистую музыку. И слышать то, что ему было дано услышать. Он выполнял задание. И когда он выполнил свое задание и написал свою последнюю музыку, он умер. В его музыке всегда, прибегая к определению Мераба Мамардашвили, присутствует ностальгия — ностальгия по далекой родине. По далекой родине, которая и есть «ТАМ». Мы все пришли оттуда …

«В последние годы ему часто снился один и тот же сон. Как будто он плывет в море. Море уносит его далеко. И берег не виден. Это был грустный сон. Море было веселым днем. Ночью, когда оно снилось, оно становилось грустным. Потому что это было другое море. В его музыке, время которой еще не наступило, он одинок. Впрочем, он всегда одинок, человек, самоопределившийся внутри самого себя. Потому что он один на один с миром … ».