Джон Уильямс. Стоунер. Перевод с английского Л. Мотылева
М.: CORPUS, 2015.
С романом Джона Уильямса «Стоунер» произошла вполне себе романическая история. И тут даже непонятно с чего начинать. То ли с того, что с этим романом случился роман у Анны Гавальды, чье имя, указанное на обложке французского издания книги (она перевела ее), сыграло ту же роль, что играет имя Джоан Роулинг на книгах, изданных по другую сторону Ла-Манша. То ли с того, что написанный в 1965 году и не вызвавший почти никакого отклика в литературном мире «Стоунер», будучи переизданным только в 2003 году, оказался мировым бестселлером и удостоился похвал знаменитых писателей и критиков. Но так или иначе «Стоунера» через сорок лет после того, как он был написан, оценили. Интересно, как к этому отнесся бы сам Джон Уильямс, умерший в 1994 году и признания, соответственно, не увидевший? У меня есть предположение, что никак не отнесся бы. Во всяком случае, Уильям Стоунер, заглавный герой романа, несомненно, наделенный чертами своего создателя, говорит о написанном им много лет назад научном труде вот что: «Да, книга была позабыта и мало кому пригодилась, но какая разница? Вопрос о ее былой или нынешней значимости казался пустым». Но обо всем по порядку.
Джон Уильямс родился в 1922 году в штате Техас в рабочей семье, ушел на войну, не питая никаких патриотических восторгов, вернулся, получил образование, опубликовал роман и сборник стихов, чуть позже стал преподавателем в университете Миссури, литературный сколок которого стал самым важным местом в жизни его будущего Стоунера. Джон Уильмс писал прозу, какую, кажется, к его времени не писал уже никто. Вот, например. «Он родился в 1891 году на маленькой ферме недалеко от поселка Бунвилл посреди штата Миссури, примерно в сорока милях от города Колумбии, где находится университет». И это, когда твои современники - Сэлинджер и Джон Барт, с которым, кстати, за свой следующий (четвертый, он же последний дописанный) после «Стоунера» роман Уильямс разделил Национальную книжную премию.
И вот так, в духе XIX века, написан весь роман. Здесь практически нет места изощренным литературным приемам, сложным нарративным конструкциям, кричащему языку. Потому что это не модернизм, постмодернизм или что-то в этом роде, не литература о литературе (разве что о любви к литературе), это настоящая классика с вечными проблемами - что жизнь проходит, оставляя пустоту, и нечем, по сути, эту пустоту заполнить, некуда бежать от своего одиночества. Сюжет практически совпадает с фабулой. Сын фермеров, не имевших образования, но решивших дать его своему с детства привыкшему к труду сыну, поступает в университет, чтобы учиться на агронома, но, прослушав общий курс английской литературы, понимает, что посвятит себя ей. Вот как описывается этот переломный для всей его жизни момент. «Стоунер вдруг понял, что его пальцы уже не сжимают так сильно крышку стола. Глядя на свои руки, он медленно повернул их; он подивился тому, какие смуглые у него ладони с тыльной стороны, как затейливо вправлены ногти в округлые кончики пальцев; ему казалось, он чувствует, как незримо движется кровь по крохотным венам и артериям, как она, беззащитно и нежно пульсируя, проходит от пальцев во все уголки тела». Вообще остранение - один из самых частых приемов в романе, поскольку именно оно наилучшим образом отражает внутренний мир героя. Как мы узнаем из дальнейшего повествования, жизнь Стоунера в общем-то не сложилась (гибель друга, неудачный брак, загубленная проявленной в неподходящий момент принципиальностью карьера). Поэтому он все больше отрешается от мира, находя удовольствие лишь в работе (он стал преподавателем), которая единственно и наполняет его жизнь смыслом. Неслучайно в конце романа вновь упоминается написанная Стоунером книга (о латинском влиянии на поэзию Ренессанса) - с одной стороны, как символ напрасных стараний, а с другой - как робкое обещание осмысленности непрекращающегося течения жизни. Стоунера уже нет, а латинские риторы продолжают оказывать влияние на ренессансных поэтов. Джона Уильямса уже нет, а «Стоунер» зажил второй жизнью.
Перевод заново открытого миром «Стоунера» - большая удача для российского читателя. Удивительно только, что, обошедший по числу мировых продаж многие бестселлеры, в России «Стоунер» вышел трехтысячным тиражом, то есть всего на тысячу превышающем первоначальный, 1965 года.
Посвящаю эту книгу своим друзьям и бывшим коллегам по кафедре английского языка университета Миссури. Они сразу поймут, что она – плод художественного вымысла: ни один из персонажей не имеет реального прототипа из числа живых или умерших, ни одно из событий в ней не основано на том, что в действительности происходило в университете Миссури. Они увидят еще, что я вольно обошелся как с физическими реалиями университета, так и с его историей, поэтому место действия романа, по существу, тоже можно считать вымышленным.
Перевод с английского Леонида Мотылева
Художественное оформление и макет Андрея Бондаренко
© by John Williams, 1965
© Л. Мотылев, перевод на русский язык, 2015
© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2015
© ООО "Издательство ACT", 2015 Издательство CORPUS ®
Глава I
Уильям Стоунер поступил на первый курс университета Миссури в 1910 году, когда ему было девятнадцать. Восемь лет спустя, когда шла Первая мировая, он получил степень доктора философии и преподавательскую должность в этом университете, где он учил студентов до самой своей смерти в 1956 году. Он не поднялся выше доцента и мало кому из студентов, у которых вел занятия, хорошо запомнился. Когда он умер, коллеги в память о нем приобрели и подарили университетской библиотеке средневековый манускрипт. Этот манускрипт и сейчас можно найти там в отделе редких книг; он снабжен надписью: “Передано в дар библиотеке университета Миссури в память об Уильяме Стоунере, преподавателе кафедры английского языка. От его коллег”.
Студент, случайно натолкнувшись на это имя, может вяло поинтересоваться, кто такой был этот Уильям Стоунер, но вряд ли его любопытство пойдет дальше вопроса, заданного мимоходом. Преподаватели, не особенно ценившие Стоунера при жизни, сейчас редко о нем говорят; пожилым его имя напоминает о конце, который их всех ждет, для более молодых это всего-навсего имя, звук, не пробуждающий воспоминаний и не вызывающий из небытия личность, с которой они могли бы ассоциировать себя или свою карьеру.
Он родился в 1891 году на маленькой ферме недалеко от поселка Бунвилл посреди штата Миссури, примерно в сорока милях от города Колумбии, где находится университет. Хотя его родители, когда он появился на свет, были молоды – отцу исполнилось двадцать пять, матери всего двадцать, – Стоунер даже в детстве думал о них как о стариках. В тридцать отец выглядел на все пятьдесят; сутулый от трудов, он безнадежными глазами смотрел на участок засушливой земли, который позволял семье кое-как перебиваться от года к году. Для матери вся ее жизнь, казалось, была долгим промежутком, который надо перетерпеть. Морщинки вокруг ее бледных отуманенных глаз были тем более заметны, что тонкие прямые седеющие волосы она зачесывала назад и стягивала на затылке в пучок.
С самых ранних лет, какие Уильям Стоунер помнил, у него были обязанности по хозяйству.
В шесть лет он доил костлявых коров, задавал корм свиньям в свинарнике рядом с домом и собирал мелкие яйца, которые несли тщедушные куры. И даже когда он стал ходить в сельскую школу в восьми милях от дома, весь остальной день от темна до темна был у него наполнен всевозможной работой. Под ее тяжестью в семнадцать его спина уже начинала сутулиться.
На этой одинокой ферме он был единственным ребенком, и необходимость труда сплачивала семью. Вечерами все трое сидели в маленькой кухне, освещенной одной керосиновой лампой, и смотрели на желтое пламя; нередко за час, отделявший ужин от сна, там не раздавалось никаких звуков, кроме скрипа стула от перемещения усталого туловища да еле слышного потрескивания потихоньку проседающих деревянных стен.
Дом был квадратный в плане, и некрашеные бревна крыльца и вокруг дверей покосились. С годами дом приобрел цвет сухой земли, серо-коричневый, с белыми прожилками. На одной его стороне была общая комната, продолговатая и скупо обставленная: стулья с прямыми спинками, грубые столы; рядом – кухня, где семья проводила большую часть того малого времени, что могла проводить вместе. Другую половину дома составляли две спальни, в каждой – железная кровать, выкрашенная белой эмалью, один прямой стул и стол с лампой и тазом для мытья. Полы были щелястые, из некрашеных, трескающихся от старости досок, и пыль, которая поднималась сквозь щели, мать каждый день заметала обратно.
Школьные задания он выполнял так, словно это были такие же дела, как на ферме, разве лишь несколько менее утомительные. Когда он весной 1910 года окончил школу, он ожидал, что на него теперь ляжет больше полевой работы; отец за последние месяцы стал на вид более уставшим и каким-то медлительным.
Но однажды вечером в конце весны, после того как они вдвоем весь день окучивали кукурузу, отец, поужинав на кухне и подождав, пока мать заберет со стола тарелки, заговорил с ним:
– На той неделе сельхозконсультант заходил.
Уильям поднял на него глаза от круглого кухонного стола, покрытого клеенкой в красно-белую клетку. Он ничего не сказал.
– Говорит, в университете в Колумбии открыли новый колледж. Сельскохозяйственный. Говорит, тебе бы там поучиться. Это четыре года.
– Четыре года, – повторил Уильям. – И не бесплатно же.
– Жилье и питание можешь оплачивать работой, – сказал отец. – У твоей матери там двоюродный брат поблизости живет. Книги и прочее – это купишь. Я буду присылать в месяц доллара два-три.
Уильям положил ладони на клеенку, которая тускло отсвечивала под лампой. Дальше Бунвилла, до которого было пятнадцать миль, он еще ни разу из дому не отлучался. Он сглотнул, чтобы голос звучал ровно.
– Думаешь, сможешь сам тут управиться? – спросил он.
– Управимся, я и мама твоя. Верхние двадцать буду пшеницей засевать, ручной работы станет меньше.
Уильям посмотрел на мать.
– Ма? – спросил он.
Она ответила бесцветным тоном:
– Делай, как папа говорит.
– Вы правда хотите, чтобы я поехал? – спросил он, точно наполовину надеялся на отрицательный ответ. – Правда хотите?
Отец изменил положение тела на стуле. Посмотрел на свои толстые мозолистые пальцы – в их складки земля въелась глубоко, несмываемо. Сплетя пальцы, поднял руки со стола движением, похожим на молитвенное.
– Я вот мало чему учился, – сказал он, глядя на свои руки. – После шестого класса бросил школу, стал работать на ферме. В молодости никогда учебу высоко не ставил. Но сейчас не знаю. Земля с каждым годом суше, работать все тяжелей; я мальчиком был – на ней лучше все росло. Консультант говорит, сейчас есть новые способы, как вести хозяйство, в университете, мол, этому учат. Может, он и прав. Иногда работаю в поле, и мысли приходят… – Он замолчал. Сплетенные пальцы сжались туже, и он уронил руки на стол. – Мысли приходят… – Он покачал головой, хмуро глядя на свои руки. – Давай-ка двигай туда по осени. А мы с мамой управимся.
Это был первый раз, когда отец при нем говорил так долго. Осенью Уильям отправился в Колумбию и записался на первый курс сельскохозяйственного кол леджа.
Он прибыл в Колумбию с новым черным шерстяным костюмом, заказанным по каталогу в “Сирсе и Робаке” и оплаченным скопленной за годы материнской выручкой за куриные яйца и прочее, с поношенным отцовским пальто, в синих сержевых брюках, которые в Бунвилле он раз в месяц надевал в методистскую церковь, с двумя белыми рубашками, с двумя комплектами рабочей одежды и с двадцатью пятью долларами наличных денег, которые отец занял у соседа под осенний урожай пшеницы. Из Бунвилла, куда родители рано утром привезли его на своей запряженной мулом телеге без бортов, он двинулся дальше пешком.
Стоял жаркий осенний день, и на дороге из Бунвилла в Колумбию было пыльно; он шел почти час, потом с ним поравнялся грузовой фургон, и возница предложил его подвезти. Он кивнул и сел к нему. Сержевые брюки были до колен красные от пыли, загорелое обветренное лицо покрылось пылью, смешанной с потом. Всю долгую дорогу Уильям неуклюже вытряхивал пыль из брюк и приглаживал прямые песочного цвета волосы, которые никак не хотели лежать ровно.
До Колумбии добрались под вечер. Возница высадил Стоунера на окраине городка и показал на группу зданий под высокими вязами: – Вон он, твой университет. Там будешь учиться.
Несколько минут после того, как фургон поехал дальше, Стоунер стоял неподвижно, глядя на университетский комплекс. Никогда раньше он не видел ничего столь впечатляющего. Красные кирпичные здания окружала обширная зеленая лужайка с купами деревьев и каменными дорожками. Стоунер испытывал благоговение, но под ним, под этим священным трепетом вдруг возникла безмятежность, неведомое прежде чувство безопасности. Было довольно поздно, но он долго ходил вокруг кампуса, ходил и смотрел издали, словно не имел права приблизиться.
Уже почти стемнело, когда он спросил у прохожего, как выйти на Эшленд-Грэвел – на дорогу, ведущую к ферме Джима Фута, двоюродного брата его матери, на которого он должен был работать. К белому каркасному двухэтажному дому, где ему предстояло жить, он подошел в темноте. Футов он ни разу до той поры не видел, и ему было не по себе из-за того, что он явился так поздно.
Они встретили его кивками и испытующими взглядами. Несколько неловких секунд он простоял в двери, а затем Джим Фут жестом позвал его в маленькую, слабо освещенную общую комнату, заставленную мягкой мебелью, с посудой и безделушками на тускло поблескивающих столах. Садиться Стоунер не стал.
– Ужинал? – спросил Фут.
– Нет, сэр, – ответил Стоунер.
Миссис Фут поманила его за собой пальцем. Стоунер последовал за ней через несколько комнат на кухню, где она показала ему на стул, стоявший у стола. Поставила перед ним кувшин с молоком и положила несколько ломтей холодного кукурузного хлеба. Молока он выпил, но хлеб жевать не мог, до того пересохло во рту от волнения.
Фут вошел в кухню и встал подле жены. Он был коротышка, всего каких-нибудь пять футов три дюйма, с худым лицом и острым носом. Жена была выше его на полголовы и дородная; под очками без оправы толком не разглядишь глаз, тонкие губы сжаты. Оба, пока Стоунер пил молоко, смотрели на него очень пристально.
– Кормить и поить скотину, задавать с утра корм свиньям, – быстро проговорил Фут.
– Что? – переспросил Стоунер, взглянув на него рассеянными глазами.
– Это твои утренние дела, – сказал Фут, – до занятий в колледже. Вечером опять же поить и кормить, собирать яйца, доить коров. Колоть дрова, когда будет время. В выходные подсоблять мне в чем понадобится.
– Да, сэр.
Фут изучающе смотрел на него еще несколько секунд.
– Колледж, надо же, – сказал он и покачал головой. Так что девять месяцев он за кров и стол делал все, что было перечислено. Вдобавок пахал и боронил, корчевал пни (зимой пробиваясь сквозь три дюйма мерзлой земли) и сбивал масло для миссис Фут, которая покачивала головой с сумрачным одобрением, наблюдая за тем, как деревянная маслобойка с хлюпаньем ходит вверх-вниз.
Его поселили на втором этаже в бывшей кладовке; из мебели там имелись чугунная продавленная кровать с тонким перьевым матрасом, сломанный столик с керосиновой лампой, шаткий стул и большой сундук, служивший ему письменным столом. Зимой все тепло, что он получал, просачивалось к нему сквозь пол с первого этажа; он заворачивался в обтрепанные одеяла и покрывала, которыми его снабдили, и, читая книги, дул на онемелые пальцы, чтобы не рвать страниц.
Он выполнял свою учебную работу так же, как работу на ферме: тщательно, добросовестно, не испытывая ни удовольствия, ни подавленности. К концу первого курса средняя оценка у него была чуть ниже чем “хорошо”; он был доволен, что его результаты не хуже, и его не огорчало, что они не лучше. Он понимал, что узнал то, чего не знал раньше, но это значило для него одно: на втором курсе он, вероятно, сможет учиться так же неплохо, как на первом.
На летние каникулы он вернулся к родителям на ферму и помогал отцу с полевыми работами. Отец спросил его раз, как ему нравится в колледже, и он ответил, что очень нравится. Отец кивнул и больше ни о чем не спрашивал.
Только на втором курсе Уильям Стоунер понял, ради чего он учится.
Ко второму курсу он стал в кампусе довольно заметной фигурой. В любую погоду носил один и тот же черный шерстяной костюм с белой рубашкой и галстуком-ленточкой; из рукавов пиджака торчали запястья, брюки сидели на нем странно – можно было подумать, он обрядился в униформу с чужого плеча.
Футы перекладывали на него все больше работы, а вечерами он подолгу сидел за учебными заданиями; он шел по программе сельскохозяйственного колледжа, которая обещала ему диплом бакалавра, и в первом семестре второго курса у него было две главные дисциплины: химия почв, которую преподавал его колледж, и полугодовой обзорный курс английской литературы, который довольно-таки формально обязывали пройти всех студентов университета.
С естественно-научными предметами он после первых недель стал справляться без особого труда: просто надо было сделать то-то и то-то, запомнить то-то и то-то. Химия почв заинтересовала его в общем плане; до той поры ему не приходило в голову, что бурые комья, с которыми он всю жизнь имел дело, – не только то, чем они кажутся, и он смутно предполагал теперь, что познания по части почв могут ему пригодиться, когда он вернется на отцовскую ферму. А вот обязательный курс английской литературы обеспокоил его, вывел из равновесия так, как ничто раньше не выводило.
Преподавателю было немного за пятьдесят; звали его Арчер Слоун, и в его манере вести занятия проглядывало что-то презрительное, как будто между своими познаниями и тем, что учащиеся могли воспринять, он видел такую пропасть, что преодолеть ее нечего было и думать. Студенты в большинстве своем боялись и не любили его, а он платил им за это иронически-отчужденным высокомерием. Это был человек среднего роста с продолговатым лицом, чисто выбритым и изрезанным глубокими морщинами; он то и дело привычным жестом запускал пальцы в копну седеющих курчавых волос. Голос у него был сухой, невыразительный, слова сходили с еле движущихся губ лишенные красок и интонации, но длинные тонкие пальцы при этом двигались грациозно, убедительно, словно придавая словам форму, какой не мог придать голос.
Вне учебных аудиторий, работая на ферме Футов или моргая при тусклом свете лампы за домашними занятиями в своей чердачной каморке без окон, Стоунер часто ловил себя на том, что перед мысленным взором вставала фигура этого человека. Уильяму не так-то просто было вообразить себе лицо кого бы то ни было из других преподавателей или вспомнить что-нибудь особенное о занятиях с ними; между тем образ Арчера Слоуна постоянно маячил на пороге сознания, в ушах то и дело звучал его сухой презрительный голос, которым он небрежно характеризовал то или иное место в “Беовульфе” или двустишие Чосера.
Стоунер обнаружил, что не может справляться с этим курсом так же, как с другими. Хотя он помнил авторов, произведения, даты и кто на кого повлиял, он едва не завалил первый экзамен; второй он сдал ненамного лучше. Он читал и перечитывал то, что задавали по литературе, так усердно, что начали страдать другие дисциплины; и все равно слова, которые он читал, оставались словами на странице и он не видел пользы в том, чем занимался.
В аудитории он вдумывался в слова, которые произносил Арчер Слоун, словно бы ища под их плоским, сухим смыслом путеводную нить, способную привести куда надо; он горбился над столом, за которым плохо помещался, и так стискивал его края, что под коричневой загрубелой кожей пальцев белели костяшки; он хмурился от сосредоточенности, он кусал нижнюю губу. Но чем отчаянней старались Стоунер и его однокурсники на занятиях Арчера Слоуна, тем прочней делалась броня его презрения. И однажды это презрение переросло в злость – в злость, направленную на Уильяма Стоунера лично.
Группа прочла две пьесы Шекспира и заканчивала неделю его сонетами. Студенты нервничали, были озадачены и в какой-то мере даже напуганы тем напряжением, что нарастало между ними и сутулой фигурой за преподавательской кафедрой. Слоун прочел им вслух семьдесят третий сонет; его глаза кружили по аудитории, сомкнутые губы кривились в саркастической улыбке.
– И что же этот сонет означает? – отрывисто спро сил он и оглядел всех с мрачной безнадежностью, в ко торой сквозило некое удовлетворение. – Мистер Уилбер?
Нет ответа.
– Мистер Шмидт?
Кто-то кашлянул. Слоун уставился темными блестящими глазами на Стоунера.
– Мистер Стоунер, что означает этот сонет?
Стоунер сглотнул и попытался открыть рот.
– Это сонет, мистер Стоунер, – сухо проговорил Слоун, – поэтическое произведение из четырнадцати строк с определенной схемой рифмовки, которую, я уверен, вы помните. Он написан на английском языке, на котором вы, полагаю, некое количество лет изъясняетесь. Его автор – Уильям Шекспир, поэт давно умерший, но занимающий, несмотря на это, не маловажное место в иных из умов.
Он смотрел на Стоунера еще несколько секунд, а затем взгляд его затуманился и невидяще устремился за пределы аудитории. Не глядя в книгу, он прочел стихотворение еще раз; его голос смягчился и обрел глубину, как будто на короткое время этот человек слился со словами, со звуками, с ритмом:
То время года видишь ты во мне,
Когда один-другой багряный лист
От холода трепещет в вышине -
На хорах, где умолк веселый свист.Во мне ты видишь тот вечерний час,
Когда поблек на западе закат
И купол неба, отнятый у нас,
Подобьем смерти – сумраком объят.Во мне ты видишь блеск того огня,
Который гаснет в пепле прошлых дней,
И то, что жизнью было для меня,
Могилою становится моей.Ты видишь всё. Но близостью конца
Теснее наши связаны сердца!1
Перевод С. Маршака. (Здесь и далее – прим. перев.)
Он умолк; кто-то откашлялся. Слоун повторил последнее двустишие – его голос опять стал обычным, плоским:
Ты видишь всё. Но близостью конца Теснее наши связаны сердца.
Вновь уставив взгляд на Уильяма Стоунера, Слоун сухо произнес:
– Мистер Шекспир обращается к вам через три столетия. Вы его слышите, мистер Стоунер?
Уильям Стоунер почувствовал, что, вдохнув некоторое время назад, он так и сидит с полной грудью. Он осторожно выдохнул, отчетливо ощущая, как перемещается по телу одежда. Оглядел комнату, отведя глаза от Слоуна. Солнечный свет, косо проходя через окна, падал на лица студентов так, что они, казалось, светились изнутри в окружающем сумраке; один моргнул, и по щеке, где на юношеском пушке играло солнце, пробежала легкая тень. Стоунер вдруг понял, что его пальцы уже не сжимают так сильно крышку стола. Глядя на свои руки, он медленно повернул их; он подивился тому, какие смуглые у него ладони с тыльной стороны, как затейливо вправлены ногти в округлые кончики пальцев; ему казалось, он чувствует, как незримо движется кровь по крохотным венам и артериям, как она, беззащитно и нежно пульсируя, проходит от пальцев во все уголки тела. Слоун снова заговорил:
– Что он вам сообщает, мистер Стоунер? Что означает его сонет?
Стоунер медленно, неохотно поднял взгляд.
– Он означает… – произнес он и чуть приподнял руки со стола; ища глазами фигуру Арчера Слоуна, он почувствовал, что их чем-то заволакивает. – Он означает… – повторил Стоунер, но окончить фразу не смог.
Слоун посмотрел на него с любопытством. Потом коротко кивнул и бросил: “Занятие окончено”. Ни на кого не глядя, повернулся и вышел из аудитории.
Студенты, тихо ворча, переговариваясь и шаркая, потянулись в коридор, но Уильям Стоунер не обращал на них внимания. Оставшись один, он несколько минут сидел неподвижно и смотрел перед собой на узкие дощечки пола; лак с них был напрочь стерт беспокойными подошвами студентов прошлых лет, студентов, которых ему не суждено было ни увидеть, ни узнать. Сидя, он заставил свои собственные подошвы проехать по полу, услыхал сухой шорох кожи о дерево, почувствовал сквозь нее неровность настила. Потом встал и медленно вышел на улицу следом за остальными.
Холодок поздней осени давал себя знать, проникая сквозь одежду. Он огляделся вокруг, посмотрел на оголенные деревья, на изломы их сучьев на фоне бледного неба. Студенты, торопливо идя через кампус на занятия, задевали его локтями; он слышал их голоса и стук их каблуков по плитам дорожек, видел их лица, румяные от холода и немного опущенные из-за встречного ветра. Он глядел на них с любопытством, как в первый раз, и чувствовал себя очень далеким от них и в то же время очень близким. Он держал это чувство при себе, пока торопился на следующее занятие, и держал его при себе всю лекцию по химии почв, слушая монотонный голос профессора и записывая за ним в тетрадку то, что надлежало потом вызубрить, хотя зубрежка уже в те минуты становилась ему чужда.
Во втором семестре второго курса Уильям Стоунер отказался от базовых научных курсов и прекратил учебу в сельскохозяйственном колледже; вместо этого он записался на вводные курсы философии и древней истории и на два курса английской литературы. Летом, когда он опять вернулся на ферму помогать отцу, он о своих университетских делах помалкивал.
Когда он стал намного старше, он вспоминал последние свои два года перед получением диплома бакалавра как нереальное время, словно принадлежавшее кому-то другому, как время, которое не шло плавно, к чему он привык, а то едва тянулось, то стремительно неслось. Один его отрезок накладывался на другой, не сливаясь с ним при этом, а оставаясь отъединенным, и у Стоунера возникало ощущение, будто он изъят из времени и смотрит, как оно движется перед ним подобно громадной, неравномерно вращаемой диораме.
– это история провала, получившая успех спустя 48 лет с момента первой публикации и через 10 лет после смерти автора. Как утверждал Джордж Оруэлл: “Единственным настоящим критиком литературы является время”. Так оно и есть.
А все началось 13 июня 1963 года, когда американский романист Джон Уильямс, находясь в университете Денвера, где он был профессором английского языка, стал писать письмо своему агенту Мари Роделл. Она как раз дочитала его третий роман “Стуонер” и, хотя явно восхищалась им, все же предупреждала Уильямса не слишком надеяться на успех. Уильямс ответил: “Я согласен с вами по поводу коммерческих возможностей романа. Но подозреваю, что он может удивить нас в этом отношении. О, я не питаю никаких иллюзий насчет того, что он будет бестселлером или что-то в этом роде. Единственное, я уверен в том, что это хороший роман; со временем его могут даже таковым признать.” Так оно и произошло. Но не сразу.
“Стоунер” был опубликован в 1965 году; он получил достойные отзывы, он хорошо продавался, но роман не стал бестселлером и больше не переиздавался. Через пятьдесят лет после того, как Уильямс написал своему агенту, “Стоунер” стал бестселлером. Совершенно неожиданным бестселлером. Бестселлером в Европе. Бестселлером в чистом виде. Внезапный успех “Стоунера” произошел в 2011 году во Франции, когда его перевела писательница Анна Гавальда . С тех пор было продано 200,000 экземпляров в Голландии и 80,000 в Италии. Он стал бестселлером в Израиле и скоро будет издан в Китае. Хотя Уильямс умер в 1994 году, его вдова, к счастью, до сих пор жива и наслаждается успехом и гонорарами. Права на книгу купила 21 страна, в том числе и Россия. У нас “Стоунер” издало ” в переводе Леонида Мотылева .
Однако, в Америке “Стоунер” в значительной степени остается недооцененным романом, его превозносят лишь книжные знатоки. На вопрос “Почему в своей собственной стране Уильямс так и не получил признание?” пытается дать ответ Tim Kreider в The New Yorker : “Стоунер” можно назвать анти-“Великий Гэтсби”. Причина, по которой “Великий Гэтсби” стал классикой, состоит в том, что, несмотря на несбывшуюся мечту главного героя и плохой конец, мы про себя считаем Гэтсби довольно-таки крутым парнем. Американцы не воспринимают его анти-героем или трагическим героем. История успеха Гэтсби: у него много денег, он выглядит на миллион долларов, ему принадлежит особняк, он устраивает шикарные вечеринки, и даже добивается девушки своей мечты, пусть и не надолго. Протагонист “Стоунера” представляет собой не популярного, трудолюбивого ученого, который неудачно женится, теряет связь со своим ребенком, заходит в тупик в своей карьере, умирает и его забывают: неудачник. Действие романа происходит не в городе грез, а в глубинке. Этот, по-видимости, академический роман, жанр, который всегда интересует только ученых. Ценности, описанные в книге, кажутся старомодными и довоенными, ставящие добросовестное отношение к делу и упорную работу, величайшей благодетелью и наградой жизни. И в отличие от восторженного арт-нуво лиризма Фицджеральда, проза Уильямса проста, выдержана и точна.”
Роман “Стоунер” начинается с пролога-некролога, в котором кратко и скупо описывается проза, жизнь и смерть преподавателя кафедры английского языка из провинциального университета. В нем говорится, что единственным доказательством его существования является средневековый манускрипт, переданный в дар библиотеке его коллегами в память об Уильяме Стоунере. Оно заканчивается:
Студент, случайно натолкнувшись на это имя, может вяло поинтересоваться, кто такой был этот Уильям Стоунер, но вряд ли его любопытство пойдет дальше вопроса, заданного мимоходом. Преподаватели, не особенно ценившие Стоунера при жизни, сейчас редко о нем говорят; пожилым его имя напоминает о конце, который их всех ждет, для более молодых это всего-навсего имя, звук, не пробуждающий воспоминаний и не вызывающий из небытия личность, с которой они могли бы ассоциировать себя или свою карьеру.
Это ни больше ни меньше, как история жизни человека. И есть что-то в этих первых абзацах, что говорит нам, что мы имеем дело не только с великим мастером художественного слова, но и с чем-то большим – с кем-то, кто знает жизнь, кто, может быть, даже ее понимает. Мы имеем дело с мудростью, а мудрость постоянно выходит из моды.
Автор рецензии на эту книгу Tim Kreider в The New Yorker признался, что был вынужден прервать чтение на год или на два, объяснив это тем, что “Несмотря на ясный стиль изложения, “Стоунер” – книга не из легких для чтения, и не потому что она заумная, а потому что она причиняет боль.” А Steve Almond похвалил “Стоунера” в The New York Times Magazine , написав: “Я никогда не сталкивался с работой столь безжалостной в своей преданности к человеческим истинам и такой нежной в своем исполнении.” Галина Юзефович , литературный критик, подвела итог: “Роман Уильямса - чистейшей воды жемчужина и одна из величайших вершин американской литературы ХХ века.”
P. S. Когда Стоунер, лежа на кровати, умирает от рака, автор отмечает:
Его окутывала какая-то мягкость, по рукам и ногам разлилась ленивая истома. Вдруг с неожиданной силой в нем окрепло ощущение собственной личности. Он был собой и знал, что он такое.
Многие ли из нас могут сказать то же самое о себе?
Стоунер Джон Уильямс
(Пока оценок нет)
Название: Стоунер
О книге «Стоунер» Джон Уильямс
Джон Уильямс – известный американский писатель, редактор и профессор ХХ века. Его нашумевшая книга под названием «Стоунер» считается общепризнанным бестселлером высшей пробы. Написанное во второе половине ХХ века, произведение получило вторую жизнь в наше время. Оно было переведено на десятки языков мира и принесло автору посмертную славу. Перед нами великолепный и душевный роман о том, что несмотря на то, что все мы – не более чем имена, ни с чем не связанные и не вызывающее воспоминаний, все равно каждый из нас представляет собой целую вселенную, многогранную и необычную, достойную того, чтобы ее история была запечатлена. Идейное и художественное наполнение романа настолько богато и содержательно, что читать его будет интересно всем без исключения.
В своей книге «Стоунер» Джон Уильямс знакомит нас с главным персонажем – крестьянским юношей по имени Уильям Стоунер, который неожиданно для самого себя очень заинтересовался трудами великого английского классика Уильяма Шекспира. Не захотев отправляться домой работать на ферме, он решает продолжить обучение в университете, а затем начинает преподавательскую деятельность. Все его желания, помысли, поступки, взаимоотношения с родителями и возлюбленной определяет бесконечная любовь и восхищение литературой. Здесь необходимо отметить, что при чтении данного произведения мы как будто проживаем еще одну вполне реальную жизнь. Мы действительно чувствует то пожирающее нашего героя изнутри внутреннее пламя, которое подстрекает его к жизни, наполненной смыслом. Невзирая на многочисленные неудачи, разочарования и несбывшиеся мечты, огонь в душе будет продолжать гореть до тех пор, пока бьется человеческое сердце.
Джон Уильямс в своей книге «Стоунер» позволяет своему читателю как бы оценить самого себя и свою собственную жизнь со стороны, а также пересмотреть некоторые жизненные ценности и приоритеты. Роман написан легким и непринужденным языком, что представляет собой разительный контраст с важностью и серьезностью поднятых в нем вопросов. Данное произведение по своей структуре довольно фрагментарно. Соединяя воедино отдельные жизненные эпизоды из биографии героя, мы получаем полноценную мозаику человеческой жизни. Книга «Стоунер» наталкивает нас на размышления о том, что происходит сейчас сплошь и рядом: огромное количество талантливых людей, подлинных индивидуальностей с богатым внутренним миром проживают довольно заурядную жизнь, нередко размениваясь по пустякам. В романе невероятно метко и точно изображены современные реалии, поэтому читать его в наше время особенно актуально.
На нашем сайте о книгах lifeinbooks.net вы можете скачать бесплатно без регистрации или читать онлайн книгу «Стоунер» Джон Уильямс в форматах epub, fb2, txt, rtf, pdf для iPad, iPhone, Android и Kindle. Книга подарит вам массу приятных моментов и истинное удовольствие от чтения. Купить полную версию вы можете у нашего партнера. Также, у нас вы найдете последние новости из литературного мира, узнаете биографию любимых авторов. Для начинающих писателей имеется отдельный раздел с полезными советами и рекомендациями, интересными статьями, благодаря которым вы сами сможете попробовать свои силы в литературном мастерстве.
Поэт и прозаик Джон Уильямс (1922–1994)» лауреат Национальной книжной премии США, выпустил всего четыре романа, и один из них – знаменитый "Стоунер", книга с необычной и счастливой судьбой. Впервые увидев свет пятьдесят лет назад, она неожиданно обрела вторую жизнь в XXI веке. Переиздание вызвало в Америке колоссальный резонанс. Знаменитая на весь мир Анна Гавальда взялась за французский перевод, и "Стоунер" с надписью на обложке "Прочла, полюбила и перевела Анна Гавальда" покорил Францию. Вскоре последовали переводы на другие языки, и к автору пришла посмертная слава,
Крестьянский парень Уильям Стоунер неожиданно для себя увлекся текстами Шекспира. Отказавшись возвращаться после колледжа на родительскую ферму, он остается в университете продолжать учебу, а затем и преподавать. Все его решения, поступки, отношения с семьей, с любимой женщиной, и, в конечном счете, всю его судьбу определяет страстная любовь к литературе. Отсюда и удивительное на первый взгляд признание Анны Гавальды: "Стоунер – это я",
На нашем сайте вы можете скачать книгу "Стоунер" Джон Тайерман Уильямс бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.