– Что? – не поняла я.

– Богатые, никому не нужные дети, – расшифровал аббревиатуру Роман.

– При чем тут тогда здоровье? – решила уточнить я. – Почему приют носит такое название?

Роман усмехнулся.

– Неудобно же на вопросы журналистов: «Где ваш сын? Отчего он с папой не живет?», честно отвечать: «Моя вторая супруга ненавидит парня, я запрятал его подальше, чтобы она успокоилась». Намного удобнее говорить: «Увы и ах, у сына проблемы с сердцем. Врачи рекомендовали отправить его на море, тамошний воздух творит чудеса, он живет в Доме здоровья временно»

– Ясно, – вздохнула я. – Сколько я вам должна за вкуснейшее угощенье?

– Для вас все бесплатно, – улыбнулся Роман. – Таково распоряжение хозяйки – вы живете по системе «все включено». Кстати, детские покупки записываются на счета, которые пополняют их родственники, деньги я снимаю оттуда. Несмотря на капиталы родителей, кое у кого из интернатских ребят средств даже на кофе нет, им копейки выделяют.

– Здесь неподалеку есть город? – продолжила я расспросы.

– Два поселка, – ответил бармен. – В Гуранове около двадцати тысяч живет, а тамбовское население чуть больше.

– Тамбов далеко отсюда, – удивилась я.

– Тамбовск, – уточнил Роман. – Раньше здесь совхоз с таким названием был, в годы перестройки он развалился, теперь это просто городок. Можете туда на экскурсию съездить. В Гуранове достопримечательностью являются развалины крепости, музей и предсказательница бабушка Соня, а в Тамбовске рынок, где продают симпатичные сувениры: бусы из ракушек, шкатулки и снимки с обезьянкой. Везде много отдыхающих, чуть ли не каждый житель комнаты сдает. Есть кафе, но трапезничать там не советую: бывал кое-где на кухне – сплошная антисанитария. И пляж грязный. Лучше вам у нас купаться и обедать-ужинать. Сам в Тамбовске живу, уж поверьте, хорошо местные порядки знаю…

Я взглянула на часы и зевнула. Ну все, время позднее, хватит предаваться воспоминаниям о том, как прошел первый день. Я повернулась на бок и заснула.

– А-а-а-а-а! – закричал кто-то на улице. – А-а-а-а! Помогите!

Вскочив с кровати, я застыла на месте, в первую секунду не сообразив, где нахожусь. С улицы опять донеслось:

– А-а-а-а!

Очнувшись, я выбежала на балкон, перегнулась через перила и увидела женщину в форме горничной, которая стояла, закрыв лицо руками.

– Что случилось? – спросила я.

Я вернулась в номер, надела халат, сунула ноги в тапочки, сбежала вниз, посмотрела на бейджик на блузке служащей и попыталась ее успокоить.

– Галина, перестаньте кричать.

– Не могу! – заорала она.

– Ладно, тогда вопите, – разрешила я. – Но имейте в виду, Марина Ивановна может вас сегодня же уволить за нарушение тишины. Что случилось?

– Светлана Иосифовна… она… – уже тише произнесла Галина, всхлипнула и замолчала.

– Ну, продолжайте, – попросила я.

Горничная показала пальцем на скамейку у стены коттеджа.

– Там… за лавкой…

Я заглянула за спинку деревянной скамьи и увидела женщину, лежавшую на боку. Лицо ее было повернуто в мою сторону, и мне сразу стало понятно – незнакомка мертва.

Непроизвольно отпрянув в сторону, я постаралась прийти в себя.

– Галя, сядьте и подышите спокойно.

– Сесть? Сюда? Да никогда! – подпрыгнула горничная. – Там же Светлана Иосифовна лежит.

– Ладно, – кивнула я, – тогда я останусь здесь, а вы позовите Марину Ивановну.

– Нет, нет, я боюсь, хозяйка очень строгая, – зачастила Галина.

Дарья Аркадьевна Донцова

В когтях у сказки

– Спокойной ночи, Светлана Иосифовна, – попрощался парень.

– И тебе хороших снов, дружочек, – откликнулась педагог.

Раздался звук шагов по гравию, потом шуршание пакета.

Я ушла с балкона, закрыла дверь, легла на широкую кровать под парчовым балдахином, схватила с тумбочки коробку швейцарских шоколадных конфет и взяла одну. Где я нахожусь? Что здесь делаю? Сейчас объясню.

Неделю назад мне позвонила Эвелина Самойлова и вкрадчиво спросила:

– Вилка, ты уже летала отдыхать?

– Пока нет, – ответила я. – Собиралась на море в сентябре, тогда там народу меньше и нет семей с чадами. Я нормально отношусь к детям, но некоторые из них отвратительно ведут себя – кричат, безобразничают, капризничают, могут даже запустить руку в твою тарелку. А их мамаши только улыбаются и сюсюкают: «Ой, она такая маленькая! Правда, моя доченька очаровательна, когда плюется в вас хлебом? Хорошенькая такая! Ути-пути, кисонька!»

Эвелина рассмеялась.

– Смотри не скажи то же самое журналистам, ведь детьми положено восторгаться.

– Только в том случае, когда они хорошо воспитаны, – возразила я.

– Напиши для моего журнала книгу, – неожиданно попросила Самойлова.

– Спасибо за предложение, но у меня со временем беда, – отказалась я.

– Сначала выслушай мое предложение до конца, – попросила Эвелина. – Ты ведь знаешь, на кого рассчитано наше издание?

– На богатых и знаменитых, – ответила я, – роскошные журналы на бумаге наивысшего качества бесплатно распространяются по поселкам, расположенным на Рублево-Успенском, Новорижском и Ильинском шоссе.

– Отмечу, что не по всем, а лишь по самым пафосным, – уточнила Лина, – они лежат в СПА в Жуковке, в элитных медцентрах, фитнес-клубах. Наша аудитория – жены, дети и любовницы олигархов, политиков и крупных чиновников. Так вот! Владимир Петрович Фафайкин, ты, конечно, его знаешь…

– Впервые о нем слышу, – возразила я.

– Вилка, как ты ухитрилась ни разу не встретиться с Володей? – ахнула Лина. – Хочешь сказать, что никогда не посещала его вечера в поместье «Вольдемар»?

– Не-а, – призналась я, – не люблю тусовки и не принадлежу к миру богатых людей.

– Господи, – запричитала Эвелина, – ты невыносима! Нельзя сидеть взаперти и бегать исключительно по маршруту дом-издательство. Эдак никогда не найдешь себе правильного мужа.

Я вздохнула.

Самойлова когда-то работала секретарем у Ивана Николаевича, хозяина издательства «Элефант». Тогда она была милой, улыбчивой девушкой, с которой я, Виола Тараканова и одновременно писательница Арина Виолова, быстро подружилась. Я знала, что Лина живет с родителями, мечтает о собственной маленькой квартире, о скромной малолитражке и копит деньги на летний отдых. Самойлова ничем не отличалась от девушек ее возраста, ну разве что была красивее многих. Но она никогда не пользовалась своей внешностью для обретения финансового благополучия. Эвелина мечтала выйти замуж, старательно искала жениха, бегала по разным вечеринкам, однако о богатом муже не думала. Она влюбилась в скромного компьютерщика Петю, у которого часто не хватало денег на булочку с корицей, и позвала меня на свадьбу подружкой невесты. Хорошо помню скромное торжество, устроенное дома родителями Самойловой, крохотную пеналообразную комнатку, которую старшее поколение отдало молодым. Эвелина быстро забеременела, денег у них с Петей не было совсем, и я часто покупала их маленькому сыну вещи в подарок. А потом… Компьютерщик Петя подумал-подумал и основал социальную сеть «Друзья». Спустя некоторое время на семью полился золотой дождь. Сейчас у Лины трехэтажный дом, автопарк иномарок, огромные, забитые дорогущими вещами гардеробные, а сама она является главным редактором журнала, который никогда не попадет в руки неимущего человека. Кроме меня, друзей из прежней жизни у Самойловой не осталось. А я стараюсь пореже заезжать к ней в гости – мне не очень уютно в ее доме площадью в два квадратных километра, заставленном вычурной мебелью. Да и разговор о последних коллекциях Шанель и Диор я поддержать не могу, потому что не являюсь клиенткой этих модных домов.

Будучи сама счастлива замужем, Эвелина изо всех сил старается пристроить госпожу Тараканову в хорошие руки, ругает меня за нежелание участвовать в вечеринках. Вот и сейчас она рассердилась.

– Хочешь умереть старой девой в окружении кошек? – вопрошала Самойлова. – Фафайкина она не знает… Да это ж все равно что про Пушкина ничего не слышать! Может, и Леню Горелова ты не знаешь?

– Ну, извини, – пробормотала я.

– У Лени была первая жена, – быстро затараторила Лина, – у той второй муж, у которого есть сын от третьего брака его четвертой супруги. Звать Сережей.

– Не женское имя, – робко заметила я.

– Чье? – не поняла Самойлова.

– Сережа, – повторила я, – ты сказала, так зовут четвертую супругу.

– Каким местом ты меня слушаешь? – возмутилась Эвелина. – Сережа это пасынок Лени от Кати, та жена Андрюши, который раньше жил с Раей, а потом с Ниной, чья дочь родила Фафайкину внука от Кости. Сейчас Ленька снова холост. Он тебе очень подходит, я должна вас познакомить.

– А при чем тут твой журнал? – спросила я. – И этот… Таратайкин…

– Слушай молча! – потребовала Самойлова. – Речь идет о Фафайкине, про Таратайкина мне ничего не известно, а раз я мужика не знаю, то тебе его в мужья не рекомердую.

Минут через десять мне наконец-то стала понятна суть предложения подруги.

У хорошо известного всем, кроме меня, господина Фафайкина есть жена Марина. Чтобы супруга не пела постоянно кантату под названием «Дай денег», Владимир подарил ей бизнес. Он купил здоровенный кусок земли у теплого моря, построил там не очень большую гостиницу и интернат для детей, у которых есть проблемы со здоровьем. Марина твердой рукой стала управлять делом. К услугам постояльцев есть все, что душа пожелает: бассейн, СПА, фитнес-зал, ресторан, бар, караоке, катание по горам на лошадях и квадроциклах, экскурсии по разным развалинам и так далее, всего не перечислить. А если чего-то в отеле нет, то постояльцу надо лишь сообщить администратору о своем желании, и то, чего не хватает, будет ему непременно предоставлено.

Стоит ли упоминать, что один день в сем раю стоит немереных денег?

Гостиница госпожи Лавровой (жена не захотела менять фамилию от первого мужа и стать Фафайкиной) процветала. Но в последний год у Марины начался отток клиентов. Владелица роскошного отеля забеспокоилась и решила использовать рекламу. Однако понимая, что банальное объявление типа: «Посетите нас – получите бонус» потенциальных отдыхающих от ее элитного заведения отпугнет, тут надо действовать тонко и ненавязчиво, Марина посоветовалась с Эвелиной. А у той родилась гениальная идея: нужно попросить популярную писательницу написать любовный роман, действие которого будет происходить именно в отеле Лавровой, Самойлова опубликует нетленку в нескольких номерах своего журнала. Народ будет читать его, увлечется и повалит туда, где происходят события. Дальше объяснять не надо.

Чтобы правильно описать интерьеры, обстановку в номерах, территорию, изысканность предлагаемой еды и прочее, писательница поселится на какое-то время в гостинице. Понятное дело, за свое пребывание-питание-посещение СПА она не заплатит ни копейки, наоборот, еще получит гонорар за книгу. А если роман окажется интересным и клиенты полетят по нужному адресу, как мотыльки к фонарю, писательницу будут ждать дорогой гостьей раз в году бесплатно.

– Я сразу вспомнила о тебе, – тараторила Самойлова. – Разве плохо – ты отдохнешь, покайфуешь, а заодно набросаешь сотню страниц увлекательного чтива.

– Ерунда! – рассердилась Эвелина. – Какая разница? Пусть у тебя там кого-нибудь убьют, главное, в момент секса. Постельные сцены народ обожает. Побольше страсти, пожарче сцены, и все будет о’кей. Согласна? Это же классно – бесплатный отдых плюс заработок. Ты довольна, что я тебе такую работенку нарыла?

Я вздохнула, хотела возразить, но Лина не дала мне и слова вымолвить:

– Да что я спрашиваю, глупый вопрос, ты, конечно, согласна. Короче, улетаешь в среду на частном самолете. Я тебя обожаю! Ты лучше всех справишься с задачей. Бай-бай!

И вот позавчера меня доставили в райское место. Одного дня хватило, чтобы понять: так я еще никогда не отдыхала. Разные иностранные курорты, где горничные самозабвенно сооружают из полотенец лебедей, а в ресторанах радует глаз обильный шведский стол, померкли в сравнении с обслуживанием в отеле с простым названием «Море». Махровые полотенца здесь никто не превращал в скульптуры, и большого количества яств в ресторане не было. Но после первого завтрака ко мне неслышно приблизилась официантка и нежно пропела:

– Извините, госпожа Виолова, мы подали вам стандартный брекфест, а теперь готовы выполнить любой ваш заказ. Что желаете на обед?

– Можно меню? – попросила я.

– Его у нас нет, – улыбнулась женщина, – просто скажите, чего хотите. Любое блюдо. Его приготовят лично для вас.

Я подумала, что это маркетинговый ход и знание психологии клиентов, которые скорее всего просят что-то стандартное: морских гадов, телятину, курицу, – и решила поставить перед поваром невыполнимую задачу. Поэтому мечтательно произнесла:

– Один раз в Грузии меня угостили потрясающей ачмой и принесли в сковородке «Обед бедного менгрела». Ей-богу, не помню все составляющие блюда, но от души тогда позавидовала тому неимущему горцу, очень уж вкусно он ел.

– Будет исполнено, – пообещала официантка и ушла.

Дарья Донцова

В когтях у сказки

© Донцова Д. А., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

* * *

Когда человек счастлив, он не знает об этом…

– Ты счастлива? – вместо ответа спросил юноша хриплым баритоном.

– Да нет, – откликнулась девушка.

– Почему? – продолжил ее собеседник.

– А чему радоваться? Не день рождения, не Новый год, подарков я не получала.

– Для тебя важно, когда что-то дарят? – уточнил юноша.

– Главное, когда событие какое-нибудь случается, – принялась объяснять его собеседница, – например, свадьба, ребенок родился, переезд в новую квартиру, или я в колледж поступила в Америке, получила там стипендию на обучение.

– Значит, в год ты будешь радоваться дважды, – хмыкнув, подытожил парень, – в днюху и тридцать первого декабря. Ну ладно, еще разок – когда студенткой станешь. А в остальное время? Вот сегодня, допустим, двадцать третьего августа.

– Нормальный день.

– То есть ничего приятного?

– Я этого не сказала, – рассердилась девушка. – Нормально, это когда ничего не происходит, ни хорошего, ни плохого. Юра, ты философствуешь на пустом месте.

– Вот об том я и говорил! – обрадовался ее собеседник. – Лена, ты сегодня весь день была счастлива, но не знала об этом.

Мне стало интересно, кто беседует на скамейке у стены дома, я встала с кресла, перегнулась через перила балкона, на котором дышала морским воздухом, и взглянула вниз. На лавочке сидели двое. Лиц их я не видела, только макушки. На девочке было то ли серое, то ли голубое платье, на юноше джинсы и футболка. Около паренька лежала небольшая сумка. На столике, придвинутом к скамейке, в свете фонаря ярко блестел красный прямоугольный пакет с черной надписью «ОПС!!!», явно наполненный то ли печеньем, то ли конфетами. Я отошла от перил и села в шезлонг.

– Заумно ты выражаешься… – протянула девочка.

Юра стал объяснять:

– Ну вот смотри, сейчас мы с тобой сидим на скамейке, не спим, как все, после отбоя. Кстати, я принес твои любимые чипсы… – послышался шорох пакета. Затем снова зазвучал баритон: – Луна светит, тепло, у тебя сарафан красивый… Разве это не счастье?

– Конечно, нет! – фыркнула Лена. – Платье не модное, старое, новое мне никто покупать не собирается, скамейка жесткая…

– Пройдет время, – продолжал Юра, – случится какая-нибудь беда, например, умрет кто-то из твоих близких, и ты подумаешь: «Был в моей жизни вечер, сидела я на скамейке после отбоя, чипсы ела, вот тогда я была счастлива, но не понимала этого».

Раздался шорох гравия.

– Лен, ты чего? – удивился Юра.

– Не хочу с дураком разговаривать, – донеслось издалека. – Сам свои мерзотные чипсы жри! Ваще не подходи ко мне ближе, чем на километр. Ты как Растиньяк, такие плохо заканчивают!

Стало тихо. Спустя минуту я почувствовала запах дыма.

– Юра, ты куришь? – тут же воскликнул внизу женский голос.

– Здрассти, Светлана Иосифовна, – откликнулся парень.

– Мы уже много раз нынче виделись.

– Полночь прошла, наступил новый день, сегодня мы еще не встречались.

– Хитрец! На территории Дома здоровья нельзя курить.

– Я же не в интернате, а возле корпуса гостиницы.

– Сигарета убивает человека.

– А капля никотина отправляет на кладбище лошадь, – хихикнул юноша.

– Короче, хватит тут сидеть в одиночестве, простудишься, сыро стало, а ты, Завьялов, в одной футболке. Ступай в свою комнату! – велела дама.

– На мне еще джинсы и кроссовки, – продолжал веселиться Юра. Затем решил позанудничать: – Кстати, если людей двое, то это не значит, что они насморк не подцепят.

– Что-то я тебя не поняла, – явно растерялась собеседница.

– Вы сказали: «Хватит тут сидеть в одиночестве, простудишься, сыро стало». Из логики фразы следует: будь на скамейке несколько человек, я был бы гарантирован от болезни, – объяснил юноша. – Вообще-то мы тут находились вдвоем с Леной, но она почему-то разозлилась и убежала, даже свои любимые чипсы не открыла. Не понимаю я женщин! Ленка меня сама погулять пригласила, сказала: «Поговорить надо об очень важном деле». И что? Сначала завела разговор о книгах, все спрашивала: «Эту читал? Такую в руки брал? Вспомни повести французских авторов…» Меня прям затошнило, не люблю я романы. Но ничего обидного я Фокиной не говорил, наоборот, соглашался с ней, врал: «Да, да, знаю эти книги, очень интересные». И что? Лена рассвирепела. Спрашивается, зачем она меня звала?

Светлана Иосифовна засмеялась.

– Юра, ты, наверное, ей что-то очень философское завернул. Ты нравишься Фокиной. Она сама рискнула тебя на свидание пригласить и, скорее всего, говорила о книгах, где про любовь написано. Думала, ты поймешь, что она тебе на свои чувства намекает. А ты небось, как обычно, стал рассуждать о смысле жизни.

– Ничего подобного я не изрекал, – вздохнул Юра и пересказал свою беседу с Леной.

– Ты допустил бестактность, – объяснила Светлана Иосифовна, когда паренек замолчал, – не стоило говорить Фокиной: «Случится какая-нибудь беда, умрет кто-то из твоих близких».

– Человек понимает, что был счастлив, только в момент, когда с ним происходит несчастье, – обрадовался поводу поспорить Юрий. – Ленка сидела надутая, вот я ей и объяснил: пока настоящее горе не подкатило, ты в полном порядке, но не понимаешь этого. Осознание того, как был счастлив, приходит в момент беды. К примеру, человек стоит у гроба и думает: «Вот, оказывается, как горе выглядит! Почему я, дурак, раньше не радовался, когда этого не знал?»

Светлана Иосифовна протяжно вздохнула.

– У тебя родители живы?

– А бабушки, дедушки?

– Никогда их не видел. Отец из дома в пятнадцать лет сбежал, потому что ему запрещали в ресторане петь, он с предками не общается. И моя мать тоже.

– Значит, тебе не доводилось у могилы стоять?

– Ну, нет…

– Зачем тогда рассуждаешь на эту тему? Знаешь, когда заколачивают гроб, люди не философствуют, они просто плачут, – сказала воспитательница. – Ты пока не столкнулся лицом к лицу со смертью, а у Фокиной, увы, есть такой опыт. Ее мать умерла, отец вскоре снова женился. У мачехи была своя дочь, Лене места в новой семье не нашлось, девочку отправили к нам. Зря ты ей это сказал.

– Но я же не знал! – начал оправдываться Юра.

– Незнание закона не освобождает от ответственности. Ты в одиннадцатый класс пойдешь, пора научиться думать, перед тем как что-то сказать, – сурово заявила Светлана Иосифовна. – Безусловно, ты мальчик с нестандартным мышлением, но мне порой кажется, что ты чересчур гордишься своим умом и презираешь тех, кто смотрит сериалы и читает, как Лена, книги про любовь или детективы. Это гордыня, Юра, а она смертный грех. Можно мне угоститься чипсами? Очень их люблю.

– Конечно, угощайтесь, – разрешил Юра. И вдруг ляпнул: – Но чревоугодие тоже грех.

Светлана Иосифовна рассмеялась.

Я услышала хруст пакета, потом педагог спросила:

– А почему ты так поздно учиться пошел? Тебе уже восемнадцать, а ты еще школу не окончил.

– Отец по гастролям мотался, – объяснил Завьялов, – забыл, что ребенка в первый класс записывать надо. Гувернанткой у меня была англичанка, которая вообще ничего по поводу образования в России не знала. Я бы, наверное, попал за парту в возрасте, когда паспорт получать надо, но, на мое счастье, очередная любовница папаши оказалась училкой. Видно, я ее здорово доставал: хочется тетке с рок-звездой романтический ужин устроить, а тут, ё-мое, мальчишка по дому шастает. Вот она однажды и спросила у папахена: «А почему твой сын гимназию не посещает?» Кумир миллионов удивился: «Уже пора? Юрка, тебе сколько лет?»

Завьялов рассмеялся.

– А мама-то почему не беспокоилась? – поразилась Светлана Иосифовна.

– Так она от отца удрала, когда мне еще года не исполнилось, – хмыкнул Юра, – ведь с рок-звездой жить – вообще офигеешь. Сейчас мамахен вроде где-то в Америке. Или в Англии, точно не знаю.

Стало тихо, потом учительница слишком весело воскликнула:

– Твоя ситуация, конечно, непростая. Но, подумай, кое-кто из детей остается сиротой, их определяют в обычный интернат. Ребята живут в комнатах на десять человек, не имеют хорошей одежды, не получают достойного образования, у них нет ясных жизненных перспектив. А вы в Доме здоровья в гостях у сказки.

– В когтях у сказки, – фыркнул Юра. – Светлана Иосифовна, хоть вы эту дурацкую фразу не повторяйте.

– Что не так? – удивилась педагог.

– Анна Семеновна, наша директриса, постоянно твердит: «В гостях у сказки», – протянул парень, – если кто из воспитанников жалуется, ноет, у нее один ответ: «В Доме здоровья вы просто в гостях у сказки. Совсем не каждому так везет. Не надо злиться на родителей, они обеспечивают вам настоящий рай». А мне постоянно хочется ей возразить: «Мы в когтях у сказки, нам из этой сказки некуда деться, не убежать из нее, не уехать, не избавиться».

Ура!!! Мне сказочно повезло! Меня, Виолу Тараканову, пригласили пожить в прекрасном отеле на берегу моря… совершенно бесплатно! Правда, я должна написать рекламный… любовный роман, действие которого происходит здесь и сейчас. Сей гениальный пиар-ход придумала владелица гостиницы Марина Лаврова, чтобы привлечь богатых и знаменитых клиентов. Но реальная жизнь предлагает свой сюжет – на территории отеля начинают умирать люди. За расследование берусь я и в случайности не верю. А в этом странном месте порой пробирает мороз по коже: то в грязевом озерце находят мертвым моего знакомого Володю Неумывайкина, то прямо посредь бела дня всем предстает призрак ведьмы Трындычихи, некогда обитавшей в здешних местах…

Дарья Донцова

В когтях у сказки

© Донцова Д. А., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

* * *

Глава 1

Когда человек счастлив, он не знает об этом…

– Ты счастлива? – вместо ответа спросил юноша хриплым баритоном.

– Да нет, – откликнулась девушка.

– Почему? – продолжил ее собеседник.

– А чему радоваться? Не день рождения, не Новый год, подарков я не получала.

– Для тебя важно, когда что-то дарят? – уточнил юноша.

– Главное, когда событие какое-нибудь случается, – принялась объяснять его собеседница, – например, свадьба, ребенок родился, переезд в новую квартиру, или я в колледж поступила в Америке, получила там стипендию на обучение.

– Значит, в год ты будешь радоваться дважды, – хмыкнув, подытожил парень, – в днюху и тридцать первого декабря. Ну ладно, еще разок – когда студенткой станешь. А в остальное время? Вот сегодня, допустим, двадцать третьего августа.

– Нормальный день.

– То есть ничего приятного?

– Я этого не сказала, – рассердилась девушка. – Нормально, это когда ничего не происходит, ни хорошего, ни плохого. Юра, ты философствуешь на пустом месте.

– Вот об том я и говорил! – обрадовался ее собеседник. – Лена, ты сегодня весь день была счастлива, но не знала об этом.

Мне стало интересно, кто беседует на скамейке у стены дома, я встала с кресла, перегнулась через перила балкона, на котором дышала морским воздухом, и взглянула вниз. На лавочке сидели двое. Лиц их я не видела, только макушки. На девочке было то ли серое, то ли голубое платье, на юноше джинсы и футболка. Около паренька лежала небольшая сумка. На столике, придвинутом к скамейке, в свете фонаря ярко блестел красный прямоугольный пакет с черной надписью «ОПС!!!», явно наполненный то ли печеньем, то ли конфетами. Я отошла от перил и села в шезлонг.

– Заумно ты выражаешься… – протянула девочка.

Юра стал объяснять:

– Ну вот смотри, сейчас мы с тобой сидим на скамейке, не спим, как все, после отбоя. Кстати, я принес твои любимые чипсы… – послышался шорох пакета. Затем снова зазвучал баритон: – Луна светит, тепло, у тебя сарафан красивый… Разве это не счастье?

– Конечно, нет! – фыркнула Лена. – Платье не модное, старое, новое мне никто покупать не собирается, скамейка жесткая…

– Пройдет время, – продолжал Юра, – случится какая-нибудь беда, например, умрет кто-то из твоих близких, и ты подумаешь: «Был в моей жизни вечер, сидела я на скамейке после отбоя, чипсы ела, вот тогда я была счастлива, но не понимала этого».

Раздался шорох гравия.

– Лен, ты чего? – удивился Юра.

– Не хочу с дураком разговаривать, – донеслось издалека. – Сам свои мерзотные чипсы жри! Ваще не подходи ко мне ближе, чем на километр. Ты как Растиньяк, такие плохо заканчивают!

Стало тихо. Спустя минуту я почувствовала запах дыма.

– Юра, ты куришь? – тут же воскликнул внизу женский голос.

– Здрассти, Светлана Иосифовна, – откликнулся парень.

– Мы уже много раз нынче виделись.

– Полночь прошла, наступил новый день, сегодня мы еще не встречались.

Светлана Иосифовна засмеялась.

– Хитрец! На территории Дома здоровья нельзя курить.

– Я же не в интернате, а возле корпуса гостиницы.

– Сигарета убивает человека.

– А капля никотина отправляет на кладбище лошадь, – хихикнул юноша.

– Короче, хватит тут сидеть в одиночестве, простудишься, сыро стало, а ты, Завьялов, в одной футболке. Ступай в свою комнату! – велела дама.

– На мне еще джинсы и кроссовки, – продолжал веселиться Юра. Затем решил позанудничать: – Кстати, если людей двое, то это не значит, что они насморк не подцепят.

– Что-то я тебя не поняла, – явно растерялась собеседница.

– Вы сказали: «Хватит тут сидеть в одиночестве, простудишься, сыро стало». Из логики фразы следует: будь на скамейке несколько человек, я был бы гарантирован от болезни, – объяснил юноша. – Вообще-то мы тут находились вдвоем с Леной, но она почему-то разозлилась и убежала, даже свои любимые чипсы не открыла. Не понимаю я женщин! Ленка меня сама погулять пригласила, сказала: «Поговорить надо об очень важном деле». И что? Сначала завела разговор о книгах, все спрашивала: «Эту читал? Такую в руки брал? Вспомни повести французских авторов…» Меня прям затошнило, не люблю я романы. Но ничего обидного я Фокиной не говорил, наоборот, соглашался с ней, врал: «Да, да, знаю эти книги, очень интересные». И что? Лена рассвирепела. Спрашивается, зачем она меня звала?

Когда человек счастлив, он не знает об этом…

– Ты счастлива? – вместо ответа спросил юноша хриплым баритоном.

– Да нет, – откликнулась девушка.

– Почему? – продолжил ее собеседник.

– А чему радоваться? Не день рождения, не Новый год, подарков я не получала.

– Для тебя важно, когда что-то дарят? – уточнил юноша.

– Главное, когда событие какое-нибудь случается, – принялась объяснять его собеседница, – например, свадьба, ребенок родился, переезд в новую квартиру, или я в колледж поступила в Америке, получила там стипендию на обучение.

– Значит, в год ты будешь радоваться дважды, – хмыкнув, подытожил парень, – в днюху и тридцать первого декабря. Ну ладно, еще разок – когда студенткой станешь. А в остальное время? Вот сегодня, допустим, двадцать третьего августа.

– Нормальный день.

– То есть ничего приятного?

– Я этого не сказала, – рассердилась девушка. – Нормально, это когда ничего не происходит, ни хорошего, ни плохого. Юра, ты философствуешь на пустом месте.

– Вот об том я и говорил! – обрадовался ее собеседник. – Лена, ты сегодня весь день была счастлива, но не знала об этом.

Мне стало интересно, кто беседует на скамейке у стены дома, я встала с кресла, перегнулась через перила балкона, на котором дышала морским воздухом, и взглянула вниз. На лавочке сидели двое. Лиц их я не видела, только макушки. На девочке было то ли серое, то ли голубое платье, на юноше джинсы и футболка. Около паренька лежала небольшая сумка. На столике, придвинутом к скамейке, в свете фонаря ярко блестел красный прямоугольный пакет с черной надписью «ОПС!!!», явно наполненный то ли печеньем, то ли конфетами. Я отошла от перил и села в шезлонг.

– Заумно ты выражаешься… – протянула девочка.

Юра стал объяснять:

– Ну вот смотри, сейчас мы с тобой сидим на скамейке, не спим, как все, после отбоя. Кстати, я принес твои любимые чипсы… – послышался шорох пакета. Затем снова зазвучал баритон: – Луна светит, тепло, у тебя сарафан красивый… Разве это не счастье?

– Конечно, нет! – фыркнула Лена. – Платье не модное, старое, новое мне никто покупать не собирается, скамейка жесткая…

– Пройдет время, – продолжал Юра, – случится какая-нибудь беда, например, умрет кто-то из твоих близких, и ты подумаешь: «Был в моей жизни вечер, сидела я на скамейке после отбоя, чипсы ела, вот тогда я была счастлива, но не понимала этого».

Раздался шорох гравия.

– Лен, ты чего? – удивился Юра.

– Не хочу с дураком разговаривать, – донеслось издалека. – Сам свои мерзотные чипсы жри! Ваще не подходи ко мне ближе, чем на километр. Ты как Растиньяк, такие плохо заканчивают!

Стало тихо. Спустя минуту я почувствовала запах дыма.

– Юра, ты куришь? – тут же воскликнул внизу женский голос.

– Здрассти, Светлана Иосифовна, – откликнулся парень.

– Мы уже много раз нынче виделись.

– Полночь прошла, наступил новый день, сегодня мы еще не встречались.

– Хитрец! На территории Дома здоровья нельзя курить.

– Я же не в интернате, а возле корпуса гостиницы.

– Сигарета убивает человека.

– А капля никотина отправляет на кладбище лошадь, – хихикнул юноша.

– Короче, хватит тут сидеть в одиночестве, простудишься, сыро стало, а ты, Завьялов, в одной футболке. Ступай в свою комнату! – велела дама.

– На мне еще джинсы и кроссовки, – продолжал веселиться Юра. Затем решил позанудничать: – Кстати, если людей двое, то это не значит, что они насморк не подцепят.

– Что-то я тебя не поняла, – явно растерялась собеседница.

– Вы сказали: «Хватит тут сидеть в одиночестве, простудишься, сыро стало». Из логики фразы следует: будь на скамейке несколько человек, я был бы гарантирован от болезни, – объяснил юноша. – Вообще-то мы тут находились вдвоем с Леной, но она почему-то разозлилась и убежала, даже свои любимые чипсы не открыла. Не понимаю я женщин! Ленка меня сама погулять пригласила, сказала: «Поговорить надо об очень важном деле». И что? Сначала завела разговор о книгах, все спрашивала: «Эту читал? Такую в руки брал? Вспомни повести французских авторов…» Меня прям затошнило, не люблю я романы. Но ничего обидного я Фокиной не говорил, наоборот, соглашался с ней, врал: «Да, да, знаю эти книги, очень интересные». И что? Лена рассвирепела. Спрашивается, зачем она меня звала?

Светлана Иосифовна засмеялась.

– Юра, ты, наверное, ей что-то очень философское завернул. Ты нравишься Фокиной. Она сама рискнула тебя на свидание пригласить и, скорее всего, говорила о книгах, где про любовь написано. Думала, ты поймешь, что она тебе на свои чувства намекает. А ты небось, как обычно, стал рассуждать о смысле жизни.

– Ничего подобного я не изрекал, – вздохнул Юра и пересказал свою беседу с Леной.

– Ты допустил бестактность, – объяснила Светлана Иосифовна, когда паренек замолчал, – не стоило говорить Фокиной: «Случится какая-нибудь беда, умрет кто-то из твоих близких».

– Человек понимает, что был счастлив, только в момент, когда с ним происходит несчастье, – обрадовался поводу поспорить Юрий. – Ленка сидела надутая, вот я ей и объяснил: пока настоящее горе не подкатило, ты в полном порядке, но не понимаешь этого. Осознание того, как был счастлив, приходит в момент беды. К примеру, человек стоит у гроба и думает: «Вот, оказывается, как горе выглядит! Почему я, дурак, раньше не радовался, когда этого не знал?»

Светлана Иосифовна протяжно вздохнула.

– У тебя родители живы?

– А бабушки, дедушки?

– Никогда их не видел. Отец из дома в пятнадцать лет сбежал, потому что ему запрещали в ресторане петь, он с предками не общается. И моя мать тоже.

– Значит, тебе не доводилось у могилы стоять?

– Ну, нет…

– Зачем тогда рассуждаешь на эту тему? Знаешь, когда заколачивают гроб, люди не философствуют, они просто плачут, – сказала воспитательница. – Ты пока не столкнулся лицом к лицу со смертью, а у Фокиной, увы, есть такой опыт. Ее мать умерла, отец вскоре снова женился. У мачехи была своя дочь, Лене места в новой семье не нашлось, девочку отправили к нам. Зря ты ей это сказал.

– Но я же не знал! – начал оправдываться Юра.

– Незнание закона не освобождает от ответственности. Ты в одиннадцатый класс пойдешь, пора научиться думать, перед тем как что-то сказать, – сурово заявила Светлана Иосифовна. – Безусловно, ты мальчик с нестандартным мышлением, но мне порой кажется, что ты чересчур гордишься своим умом и презираешь тех, кто смотрит сериалы и читает, как Лена, книги про любовь или детективы. Это гордыня, Юра, а она смертный грех. Можно мне угоститься чипсами? Очень их люблю.

– Конечно, угощайтесь, – разрешил Юра. И вдруг ляпнул: – Но чревоугодие тоже грех.

Светлана Иосифовна рассмеялась.

Я услышала хруст пакета, потом педагог спросила:

– А почему ты так поздно учиться пошел? Тебе уже восемнадцать, а ты еще школу не окончил.

– Отец по гастролям мотался, – объяснил Завьялов, – забыл, что ребенка в первый класс записывать надо. Гувернанткой у меня была англичанка, которая вообще ничего по поводу образования в России не знала. Я бы, наверное, попал за парту в возрасте, когда паспорт получать надо, но, на мое счастье, очередная любовница папаши оказалась училкой. Видно, я ее здорово доставал: хочется тетке с рок-звездой романтический ужин устроить, а тут, ё-мое, мальчишка по дому шастает. Вот она однажды и спросила у папахена: «А почему твой сын гимназию не посещает?» Кумир миллионов удивился: «Уже пора? Юрка, тебе сколько лет?»

Завьялов рассмеялся.